Читаем Записки несостоявшегося гения полностью

охотников, которые тем кормятся и живут. Или забойщиков, которые исполняют важную

социальную функцию, обеспечивая других мясными продуктами питания. Не знаю, прав

ли я, но вывод для себя сделал такой: любой, кто получает удовольствие от убийства ни в

чем не повинного животного – мразь, человеческое отребье. Если холодильник дома

ломится от продуктов, а тебя все равно тянет к ружью – ты кровожадный подонок!

Который спит и видит, как дрожит в смертельной судороге забитое им животное, как

медленно угасает его бессильный – еще минуту назад живой! – взгляд. И сладостно

замирает черствое сердце: я – человек, я – царь природы, я всех сильнее!

Только не надо пояснять, что на охоте процесс убийства составляет лишь малую долю

события, а большую часть его занимают элементы приятного мужского

времяпрепровождения: многокилометровая прогулка на свежем воздухе, выпивка, костер

и доверительные неторопливые побрехеньки. Все это можно делать без ствола. Вот

только того удовольствия не будет…

Человек – я имею в виду нормальную личность – убивает любое живое существо только

по необходимости. На войне. В случае опасности. Для пропитания. Спасая людей и

животных от хищников. Но – не для удовольствия! Как это делал бывший президент

Российской федерации Ельцин.

Прочитал как-то в газете о его царских охотах и был буквально потрясен. Этот

жизнелюбивый упырь, сдавший со временем власть Путину, с условием не возбуждать

против него или членов его семьи уголовного преследования (знала, видно, кошка, чье

сало съела!), большую часть свободного времени проводил на охоте. По утверждению

Александра Коржакова, бывшего руководителя его охраны, у Ельцина было несколько

роскошных поместий, но больше всего любил он дачу в Завидово, где находится самое

большое и богатое охотничье хозяйство России (120 кв. км, недалеко от Москвы в

Тверской области, огромное поголовье оленей, маралов, кабанов, лис и зайцев). К нему

приезжали охотиться Гельмут Коль, Брайан Малруни, Мауно Койвисто. Они страшно

завидовали, глядя, как российскому президенту прямо под колеса бронированного

«Мерседеса» егеря выгоняют оленей, кабанов, лосей, и пахан этот палит сладострастно во

все стороны из раритетных ружей, бережно подаваемых угодливой обслугой. У садиста, говорят, даже план был: убивать в день не меньше 30 крупных животных. Охотился

трижды в сутки: утром, днем, ночью.

«За один выход шеф как-то убил 9 лосей – расстрелял все стадо, в том числе совсем

маленьких»

Если охотились на пернатых – убивал не меньше 100 штук. Ездили по

асфальтированным дорожкам на машинах с люком на крыше. Стреляли прикормленных

животных при помощи цейсовской оптики из люка или окна. Автор умилялся, мол, нежадным человеком был этот охотник: отдавал туши егерям, не забывая при этом

отрезать для личного пользования лосиные языки и губы.

Сделал, кровосос, микроосвенцим из правительственной дачи. Ему б еще для

интенсификации процесса завести там газовые камеры… А ведь рядом, как правило, находилось немало людей – и ни одного человека, который сказал бы:

– Оно тебе надо, Боря… Посмотри, какие они красивые – тебе их не жалко?! Оставь

их, от греха подальше, в покое…

Раз не нашлось того, кто ему так бы сказал, значит, круг его – одни холуи и шестерки.

Псы кровожадные!

У испанцев – одним из видов национального искусства является всемирно известная

коррида. Такие зрелища, кроме местного люда, стремятся, в первую очередь, посещать

81

туристы, алчущие экзотики. Один знакомый, с мнением которого я считаюсь, говорил, что

в содержательной основе корриды, зрелища впечатляющего и в высшей степени

поучительного, лежит философское отношение к понятиям жизни и смерти. Он даже

называл это торжественным актом перехода от состояния бытия к глобальному небытию

на глазах десятков тысяч случайно-неслучайных зрителей. Так это или нет – судить не

берусь, лично для меня подобные зрелища чужды. Но все же разница между тем, что

происходит на испанских корридах, и неприкрытым садизмом, который творят над

беззащитными животными отечественные выродки, несомненна. Тот же тореодор, по

крайней мере, не ведет по быку огонь из автоматического оружия, находясь под

надежным прикрытием бронированного автомобиля. Он рискует собой и рискует

достаточно серьезно. Конечно, стороны в такой схватке не равны, но все же… На стороне

животного здесь – мощь и сила. У тореодора – реакция и ловкость, понимание ситуации и

ясная голова. А чем рискует людское отребье с огнестрельным оружием и живым щитом

из телохранителей и егерей?!

Развивая эту тему, мы обязательно придем к вопросу: почему власть имущие так

неравнодушны к крови животных, и – только ли к их крови? Не с той ли же легкостью они

проливают человеческую? Вопрос не праздный. И вспоминается сразу череда звучных

фамилий. Иван Грозный, любивший до самозабвения травить зверье с собаками и попутно

проливавший целые реки людской крови. Мягчайший Николай Второй… Во всем другом

мягкотелый и нерешительный, охотничий карабин он, однако, держал в руках твердо.

Незабвенный интеллектуал, добрый дедушка Ленин тяготел к чужой кровушке до такой

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное