Читаем Записки несостоявшегося гения полностью

ушат грязи на организацию питания в моей школе. Сказала, что читает сейчас там часы и

не в силах спокойно наблюдать, как в раздаточном пункте (в здании школы не было своей

столовой), грубо нарушая требования сангигиены, разливают детское молоко. Причем, возмущалась в столь резкой форме, что директора, зная мой статус руководителя – я был

членом коллегии образования – не на шутку удивились: кажется, конец приходит

Бронштейну…

Разумеется, эту информацию я тут же перепроверил, чтобы не нарубить сгоряча

дров, и продумал свою линию поведения. Честно говоря, я и теперь, спустя много лет, не

могу понять: на что рассчитывала Валентина? И зачем она это сделала? Просто хотела

показать свою крутизну директорам школ? Что она мало празднует даже директора, в

школе которого получила возможность дополнительного заработка? Не знаю. Была

заинтересована в том, чтобы поправить дело? Тогда почему ни разу не сделала замечания

раздатчице или хотя бы сказала мне? Ведь это же можно было решить, не дожидаясь

такого представительного совещания: поставить, право, еще один бидон, да приобрести

дополнительно сотню граненых стаканов…

Рассказал об этом учителям. Не заметил, что бы они были сильно удивлены.

Оказывается, наоборот: их удивляло, почему я терплю эту самодовольную выскочку. Они

даже было подумали, что нас с ней связывает нечто большее, чем просто

производственные отношения. Потому как чем-то иным мое поведение объяснить было

трудно. Я сказал, что дело поправимо, и ждать моей реакции долго не придется.

С каким нетерпением дожидался коллектив Велетенской средней школы

наступления следующей субботы! Наивные люди, они предвкушали вспышку с моей

стороны, что я начну гневно укорять злополучную инспектрису в неблагодарности и

необъективности, что было бы, строго говоря, вполне естественно и справедливо. Как бы

ни так! К тому времени я уже прекрасно знал правила игры на номенклатурных широтах и

потому, когда разгоряченная, с морозца, Коркина, в длинной каракулевой шубе, горделиво

шествовала в субботу по замершей учительской к моему кабинету, дружески обратился к

ней, всем видом показывая всяческое расположение к милой начальнице:

– Доброе утро, Валентина Николаевна! Как, однако, мороз разукрасил ваши

щечки…Что новенького? Да, кстати, чтобы не забыть: заканчивается первое полугодие, и

в школе несколько изменилась обстановка: ряд учителей имеют малую нагрузку, поэтому

после Нового года от ваших услуг мы отказываемся. К сожалению…

91

Услышав это, она не поверила собственным ушам и даже оглянулась: к ней ли

обращены мои слова, а так как я уже стал нарочито оживленно говорить о чем-то с

учителями, медленно прошла к моему кабинету…

Все было потом: и ее слезы, и попытки узнать, в чем дело, и хватание меня за руки

с мольбой разрешить ей преподавать дальше. Я был вежлив, корректен и тверд. На этом

мы с ней распрощались.

На следующий день учителя школы по поводу увольнения Коркиной высказывали мне

недовольство: мы думали, что вы скажете ей, какой она непорядочный человек, дадите

хорошенько этой зазнайке! А вы ей ласково так: изменились условия работы, мы

вынуждены расстаться с вами…Эту гадюку нужно было гнать сраной метлою!

Мне стоило немалых трудов объяснить, что хоть учителей-почасовиков дирекция

принимает и увольняет по своему усмотрению, скажи я ей настоящую причину, то дал бы

тем возможность жаловаться на меня районному руководству за расправу с ней за

критику, сведение счетов из-за того, что она бескомпромиссно выполняет свой служебный

долг. И работала бы Валюха в нашей школе до скончания века. А так – я ни перед кем не

должен отчитываться за свои производственные решения. В конце концов, свою задачу я

видел не в воспитании взрослого человека, а в выдворении этой барышни из школы.

Говорят, себя не переделаешь. Когда инспектору районо Валентине Коркиной

исполнилось 55, ее тут же отправили на пенсию. С облегчением. Хотя в районном отделе

образования остались работать бабушки намного ее старше. Когда человек не может сам

себе сложить цены, ему ее быстро определяют другие. Точно и нелицеприятно.

=================

НОГА БЕЗЫМЯННАЯ

В свое время Белозерским руководством было немало сделано, чтобы замять эту

историю, но и сегодня, мне кажется, ее кое-кто помнит в моем бывшем райцентре.

Кстати, ко мне она имеет прямое отношение, ибо именно с тех пор меня стали выжимать

из райцентра как человека ненадежного, представляющего определенную угрозу для

местных властителей.

Итак, теплый осенний денек 1984 года, Белозерская школа № 2, время – ближе к обеду, и

какой-то заметный повсюду рокот, гул, что ли: нога, нога, человеческая нога…

Учащихся будто подменили. Они стремглав носятся по школе с возбужденными, заговорщнческими лицами.

– Что происходит? – спросил я в коридоре у первой, попавшейся мне на глаза

учительницы.

– Да, вот, дети говорят, что нашли во дворе какую-то ногу!

– Что за чепуха, какая еще нога здесь появилась?

– Они говорят, что человеческая… – растерянно отвечает учительница.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное