Читаем Записки несостоявшегося гения полностью

Вашингтоне, там Эдик и родился. Мальчик закончил посольскую школу и, к вашему

сведению, у него родной язык – английский, и знает он его, как любой американец, к тому

же имеет по нему высший балл… А они его не понимают!

Я посмотрел на депутата, депутат посмотрел на меня. Затем он взял небольшой

служебный телефонный справочник, нашел нужную фамилию и позвонил. Вкратце

передал бабушкин рассказ ректору института Ницою, а затем отодвинул трубку от уха: такие громкие вопли неслись оттуда. Выслушав, поблагодарил за верное решение вопроса

86

и предложил бабушке подойти завтра с внуком в приемную комиссию: ее мальчик будет

зачислен.

– Что там тебе кричал ректор, что ты даже подальше отвел трубку? – спросил я, когда

бабушка с довольным видом вышла из кабинета.

– Крыл матом во всю ивановскую своих злосчастных педагогов, – ответил мне депутат.

– Представляешь, какой бы скандал наделала эта история, если бы стала достоянием

местных газет?!

==============

ЧТО ПОСЕЕШЬ

У каждого учителя – если он настоящий учитель! – есть свои педагогические находки, разные штучки-дрючки, которые тепло окрашивают рутинное школьное бытие и надолго

запоминаются всем свидетелям и участникам. До сих пор помню, какой восторг вызвала

когда-то у меня, молодого директора школы, статья в «Литературке», где рассказывалось

о педагогическом новшестве одного школьного руководителя, который в своем кабинете, с целью решения сугубо воспитательных задач, повесил на видном месте картину: «Иван

Грозный убивает своего сына». Теперь любой проштрафившийся ученик, вызванный к

нему на ковер, становился участником содержательной беседы:

– Ты знаешь, что изображено на этой картине? – негодующе вопрошал директор, – Это

Иван Грозный (слышал, поганец, такую фамилию?) убивает своего непутевого сына… А

знаешь, за что он его порешил?!

И тут провинившийся ученик, в четкой зависимости от своего прегрешения, узнавал, что грозный царь, оказывается, убил непослушного сыночка за то, что он плохо вел себя

на уроке физики, или курил на переменке у дворового школьного туалета, опять

пропустил воскресник по сбору металлолома…

Мне тогда это настолько понравилось, что даже (неудобно в этом признаться!) такой

портрет какое-то время красовался и в моем служебном кабинете…

Ну, это так, к слову, но были и у меня любопытные находки. Захожу однажды на урок

русского языка в пятый класс и вижу на полу возле учительского стола новенькую

блестящую монетку – 10 копеек. Спрашиваю, чьи деньги – никто не признается. Что ж, попробуем малость развлечь заторможенную публику. Говорю им:

– Слышали, ребята, такое выражение: что «посеешь – то пожнешь»? Сегодня кто-то из

вас "посеял" здесь десять копеек, хотите проверить, что можно из них "пожать"?

Под одобрительный ребячий шумок подхожу к окну, прощальным жестом показываю

классу монетку и с усилием вталкиваю ее ребром в угловой цветочный вазон. Затем

присыпаю бугорок рыхлой землицей, разглаживаю пальцем, мою руки под краном и, наконец, оборачиваюсь к ребятам. На их лицах безмерное удивление. Объясняю, что с

этого дня мною проводится в их классе эксперимент под названием: «что посеешь».

Сейчас на дворе сентябрь, дождемся окончания учебного года и тогда проверим, что из

наших десяти копеек уродилось в этом вазоне. Только не забывайте его поливать…

Прошел год. 25 мая, в День последнего звонка, подходит ко мне молоденькая

учительница, классный руководитель 5-го класса, и сбивчиво говорит, что ребята

рассказали ей, будто я провожу в их классе какой-то интересный эксперимент; все очень

оживлены и просят меня заглянуть к ним. Долго не могу сообразить, о чем идет речь, и

вдруг в голове мелькнуло: 10 копеек!

87

Прошу ее немедленно под любым предлогом вывести класс на улицу, провести, например, с детьми беседу об уходе за зелеными насаждениями и только по моему

сигналу завести класс опять в школу.

Не теряя времени, посылаю секретаря в ближайший ларек, и… через минут пятнадцать

захожу в пятый класс.

– Вы, наверное, забыли, Виталий Абрамович, – кричат ребята, – помните, как нашли у

нас десять копеек и закопали их в вазоне? Еще сказали, что это эксперимент будет: что из

них родится через девять месяцев!

Делаю удивленный вид: что за вазон? Какой еще эксперимент?! Дети выходят из себя, вскакивают, несут злополучный цветок к учительскому столу. Смотрю на них

подчеркнуто недоумевающе, говорю, что не помню ни о каком эксперименте, но если

подобная чушь могла взбрести в их глупые головки, то я не возражаю: пусть поищут свои

десять копеек в этом вазоне. И с интересом наблюдаю, как Вовочка Лазаренко начинает

карандашом рыхлить вазонную почву. А уже через мгновенье в земле появляется что-то

блестящее, рассыпается серебряными острыми лучиками, и под горящими взглядами

притихших детей одна за другой появляются на столе десять новехоньких копеечек…

Урожай – один к десяти!

Представляю, о чем тем вечером говорили в тридцати белозерских семьях… И как мне

приятно, когда эту историю с удовольствием вспоминают сейчас, через столько лет, мои

постаревшие ученики.

=================

УКОЛ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное