…Это были огромные похороны. Провожать Александра Яковлевича пришли
тысячи людей. Из Херсона приехал заведующий областным отделом народного
образования Анатолий Зубко, районное руководство присутствовало в полном составе.
По-моему, это было сразу после Нового года. Стоял промозглый январский день, люди
кутались в теплую одежду.
Тело Печерского в добротном, богато украшенном гробу, высилось на постаменте
из ученических парт перед парадным входом в школу. Погода была слякотная, все вокруг
было уставлено десятками траурных венков. Поговаривали, что гроб были вынуждены
вынести из просторного школьного холла на улицу, потому что тело периодически
издавало странные хлюпающие звуки и уже явственно попахивало. Учителя его школы
были подавлены, людей становилось все больше и больше, площадка перед школой уже
не вмещала желающих отдать покойному последний долг. Лица многих женщин были
романтично задумчивы… Немногочисленные мужчины на их фоне как-то терялись.
К этому времени я уже полгода работал в Херсоне. Узнав о смерти бывшего
коллеги, прибыл незамедлительно.
На кладбище творилось что-то неописуемое. Столько народа бывало здесь разве
что на День поминовения. Правда, в такие дни люди рассредоточиваются по всему
кладбищу, находятся у могил близких, а тут тысячи белозерчан собрались в одном месте.
Было боязно, что толпа сомнет близлежащие захоронения.
131
Начальство явно отбывало номер: говорило казенными словами. Учитывая, что
кончина произошла из-за нерасторопности медиков, опасались эксцессов.
Я был легко одет, в нейлоновой куртке и без головного убора. Сильно замерз, и
когда выступал, понял, что означает выражение «зуб на зуб не попадает». Помню, как
стало тихо, когда я своим зычным «левитановским» голосом предложил одну из
райцентровских улиц назвать именем Учителя Печерского. Сказал, что покойный много
лет жил по улице Кооперативной, почему бы ее теперь не переименовать?
— Скажите, люди добрые, что хорошего сделала для Белозерки или для ваших семей
кооперация? — вопрошал я, — а вот Александр Яковлевич Печерский двадцать пять лет -
четверть века! — учил ваших детей и внуков… Неужели такой человек не заслужил нашей
благодарной памяти?!
Начальство встревожилось: такой оборот дела был чреват нежелательными
последствиями. Назвать улицу именем какого-то директора, еще и еврея в придачу — не
слишком ли будет жирно… Меня стал тянуть за рукав секретарь райкома: пора, мол, закругляться.
Я отнял руку и, видя одобрение в глазах сотен людей, подумал: как, каким образом
можно окончательно закрепить согласие их с этой идеей? Да сделать это не только
словами, а лучше — действием, наглядным для каждого, чтобы оно долго не забывалось, по
крайней мере, пока не будет приведено в исполнение.
Обычно, быстрая реакция — не мой конек, но тут меня осенило. И уже в следующее
мгновение я, четко чеканя слова, предложил:
— Сегодня, друзья, здесь находятся, практически, все руководители района. Давайте
покажем им свое отношение к человеку, которого мы сегодня провожаем. Поднимите
руку: кто за то, чтобы в Белозерке появилась улица имени Учителя Печерского?
— Что ты делаешь? — шипел сзади меня секретарь, — это что — митинг?!
Но дело было сделано: повсюду, сколько доставал взгляд, стоял целый лес рук. Мне
даже показалось, что наступил момент просветления, так это было прекрасно: первое в
истории этого кладбища (а скорее всего — всех кладбищ мира!) открытое народное
волеизъявление, всепогостное голосование!
Ко мне подошла и признательно обняла Тамара Всеволодовна Печерская, жена
покойного. Начальство понуро горбилось рядом.
— Теперь никуда не денутся, — подумалось мне. — Будет Алику достойная память!
***
С тех пор прошло много лет. В Белозерке я бываю редко. Похороны Печерского
помнят многие, но улица его имени в райцентре так и не появилась. Правда, Белозерская
средняя школа № 1 стала со временем носить его имя. Всего через 20 лет!
Интересно, что им хорошего сделала кооперация?!
***
Конец
Расстроился. Потому как у каждого своя правда, а в этом случае моя оказалась мельче и
даже постыднее в своей мелкости. Ведь это он, тогдашний строптивый восьмиклассник, с
которым я сражался далекой осенью 1970 года, оказался неизмеримо выше меня в своей
нестандартности, хоть мне и казалось всегда, что этим качеством я наделен сполна, и
132
даже, признаюсь сейчас со стыдом, что долгие годы оно служило предметом моей
гордости. Как говорится, тот случай, когда маяк оказался фальшивым.
Той осенью у нас, студентов Херсонского пединститута им. Н.К. Крупской, утратившего
сегодня имя жены вождя, зато приобретшего статус университета (я так и не знаю, что
лучше!) была полуторамесячная педагогическая практика в 10-й школе. Нас было три
практиканта с третьего курса филфака.
Попал я к хорошей учительнице, Яне Исааковне Койрах, с которой через пару десятков
лет мне еще предстоит работать, будучи ее руководителем в еврейской школе. Практика