Записки о музыке. Пара фраз от Алексея Сканави

Как шутят иногда студенты, изучающие историю музыки, «у Гайдна три симфонии – 45-я, 103-я и 104-я». Как во всякой шутке, здесь есть и доля правды. С одной стороны, Йозеф Гайдн по долгу службы и в силу особенностей своей эпохи писал музыку в соответствии с определенными стандартами. Поэтому подавляющее большинство гайдновских симфоний написано по одной и той же типовой схеме. С другой стороны, история музыки как наука вынуждена описывать музыку словами. А что можно сказать о произведении, которое написано по типовой схеме? Ровным счетом ничего! Поэтому история музыки рассказывает нам прежде всего о произведениях, о которых можно хоть что-то сказать. О 104-й симфонии Гайдна можно сказать, что она последняя. О 103-й – то, что она начинается с тремоло на литаврах, достаточно необычный прием для того времени. А 45-я симфония – это та самая знаменитая, «Прощальная», в которой 5 частей вместо обычных четырех, и в конце которой музыканты по очереди гасят свечи, забирают ноты и уходят со сцены. Этот остроумный прием Гайдн придумал, чтобы намекнуть своему работодателю – князю Эстерхази, что жалованье музыкантам уже давно не выплачивалось, и что оркестр так долго не протянет. Намек был понят, проблема решена, а у историков музыки появилась еще одна тема для забавных рассказов.

Вопреки широко распространенному мнению, в современной академической музыке есть все же одно направление, горячо любимое, так сказать, широкими массами слушателей. Называется оно минимализм. Люди, казалось бы, совершенно далекие от восприятия классики, с удовольствием слушают сочинения Филиппа Гласса, Майкла Наймана и некоторых других композиторов-минималистов. Все дело в том, что музыка эта основана на многократных повторениях одних и тех же простейших мелодических фигур, с незначительными вариациями. Что делает ее достаточно простой для восприятия даже неподготовленными слушателями. Только им ни в коем случае нельзя об этом говорить – а то вдруг они еще подумают, что все-таки не разбираются в классической музыке!

Высота звуков «китайской гаммы», которую у нас в шутку изображают, играя на черных клавишах фортепиано, на самом деле традиционно вычисляется по строгим математическим правилам. Эти пять тонов (или по-китайски, у-шэн) находятся между собой в такой же пропорции, как числа 81, 54, 72, 48 и 64. А поскольку, согласно традиционным воззрениям китайцев, пять звуков соответствуют пяти главным планетам, которые они издревле видели в телескоп – Юпитеру, Марсу, Сатурну, Венере и Меркурию, то я как-то предположил, что эти же числовые пропорции действуют и для планет, образуя тем самым небесную гармонию. Увы – мои предположения не подтвердились. Теория в очередной раз оказалась красивее практики.

Архитектуру иногда называют «застывшей музыкой», желая тем самым подчеркнуть красоту зодческих шедевров. Но если я в ответ назову музыку «ожившей архитектурой», то окажусь не менее прав. Ведь абсолютно все музыкальные произведения, даже очень плохие, построены по математическим законам, строгость которых сравнима разве что с законами самой архитектуры. Музыкальные произведения в буквальном смысле строятся как здания – от чертежей и фундамента до кирпичей и лепнины. А уж что получится в результате – готический собор или панельная пятиэтажка – это уже зависит от композитора.

Когда Иоганн Себастьян Бах женился во второй раз, он с разочарованием обнаружил, что его молодая жена Анна Магдалена, будучи одаренной певицей, совершенно не умеет играть на клавесине. И тогда специально для нее он составил два сборника несложных клавирных пьес, которые теперь известны всем начинающим пианистам как «Нотные тетради Анны Магдалены Бах». Интересно, что помимо своих собственных сочинений, Бах включил в эти тетрадки и пьесы других авторов – Куперена, Петцольда, Бёма, Штёльцеля, Хассе и даже произведения собственного сына от первого брака – Филиппа Эммануила Баха.

Мартовская пьеса из знаменитого фортепианного цикла Петра Ильича Чайковского «Времена года» называется «Песня жаворонка». Автором этого названия, как и названий всех остальных пьес из «Времен года», является не сам Чайковский, а издатель журнала «Нувеллист» Николай Матвеевич Бернард. Лично для меня загадкой остается то, где он у нас мог видеть жаворонков в марте. Но, безотносительно к этому, надо заметить, что русские жаворонки, известные в музыке, довольно печальны – что у Чайковского, что у Глинки. В то время как среднеевропейский жаворонок – птица бойкая и оптимистичная – если верить известной на весь мир французской детской песенке “Alouette” (что по-русски как раз и означает «Жаворонок»). Вот только слова ее лучше нашим детям не переводить – уж больно они кровожадные.