Жена, как человек экспансивный, с первых же дней нашего пребывания в Киеве загорелась желанием немедленно ехать к Деникину. Однако практически это было очень сложно, а главное, я совершенно не знал тех целей, которые преследовали добровольцы в своей борьбе с большевиками, и побаивался, что эта борьба идёт в пользу каких-нибудь «завоеваний революции» вроде Учредительного собрания или какой-нибудь другой говорилки в этом духе.
Для начала надо было выяснить политическую обстановку, для чего я зашёл в один из «вийсковых штабов» разузнать, как обстоит дело с войсковыми формированиями на самой Украине. Оказалось, что хотя на бумаге формирование армии и производится, но ввиду отсутствия денег всё ограничивается пока назначением полковых командиров в будущие полки. Единственная часть, которая действительно формируется, это «сердюкская дивизия», играющая роль гвардии генерала. Она состоит из трёх родов оружия, и я, если хочу, могу попытать счастья в Сердюкском конном полку, штаб которого находится на Львовской улице.
Посетив на другой день штаб «конных сердюков», я узнал, что их командиром является полковник конной артиллерии Павленко-Останкович, весьма щирый украинец. Среди офицеров было много моих однокашников по Школе, в большинстве бывших офицеров гусарского Лубенского полка, который послужил основой нового формирования. Задачей сердюков было стать опорой гетманской власти, для чего выдвинувшая Скоропадского группа «хлеборобов» послала в сердюки в качестве солдатского состава сыновей состоятельных крестьян хлеборобов, владевших не менее, чем 50 десятинами земли. Само собой разумеется, как гвардия сердюки должны были пользоваться известными привилегиями по службе и имели особую форму. Конный сердюкский полк даже получил, не в пример прочим, фантастические кунтуши старого времени по образцу костюма Богдана Хмельницкого на киевском памятнике. Из десяти офицеров, которых я застал в штабе полка, не было и половины украинского происхождения, и никто не принадлежал к самостийникам. По секрету мне было сообщено, что из всех офицеров полка только один адъютант может писать по-украински. Между тем, всё делопроизводство велось по-украински, чего требовал командир, заядлый и злостный самостийник. Чины в полку также были новые, а именно: командиры эскадронов именовались «сотниками», а все младшие офицеры «значковыми».
Когда я беседовал обо всём этом в штабе, туда явился «наниматься» широкий плотный ротмистр с Георгиевским крестом и нерусским лицом. Он оказался ротмистром Поповым, болгарином по происхождению и известным героем войны. Упоминаю об этом, чтобы показать, насколько состав офицеров-сердюков был пёстрым, случайным и не имеющим ничего общего с самостийными бреднями.
В конце моего визита в штаб сердюкского полка меня отвёл в сторону товарищ по школе Попов и, глядя прямо в глаза, спросил:
– Неужели ты хочешь наниматься в эту лавочку?
– А что же делать? Домой я ехать не могу, там большевики...
– Знаешь что... я, конечно, не берусь тебе советовать, но, по-моему, нам с тобой здесь не место, надо ехать к своим... в Добровольческую армию.
– Я, брат, и сам ищу туда путей, да где их найти, вот в чём вопрос.
– Найдём... ты не думай о нас плохо, мы все здесь в этих дурацких сердюках только, чтобы время провести, пока путь туда откроется...
Выйдя на улицу, я задумчиво шёл по городу, размышляя над нашим разговором с Поповым, когда ко мне подошёл молодой человек в полувоенной форме.
– Простите, – сказал он вполголоса, – вы не хотите ли поехать на Дон?
Этот вопрос, отвечавший моим мыслям, был так неожидан, что я вздрогнул и насторожился.
– А вам зачем это нужно знать?
– Ради бога, – заторопился молодой человек, – я только хочу вам сказать, что если вы захотите пробраться в Добровольческую армию, то обратитесь к полковнику К... Он живёт в гостинице «Лондон», в номере 13-ом... Моя фамилия поручик Слепцов.
Проговорив всё это одним духом, он поклонился и скрылся в толпе.
Посоветовавшись с женой, я на другой день пошёл разыскивать гостиницу «Лондон» и полковника К. На всякий случай я осведомился у швейцара, кто остановился в комнате № 13. Швейцар подтвердил, что комнату эту занимает действительно полковник К.
На мой стук дверь открыл высокий плотный человек в штатском. Я решил действовать напрямик, тем более, что ничего незаконного в моём желании ехать бороться с большевиками не видел, и в Киеве подобное намерение считаться преступным никак не могло.
– Простите, господин полковник... один неизвестный мне офицер, назвавшийся поручиком Слепцовым, сказал мне, что в случае моего желания ехать в Добровольческую армию, я могу обратиться за содействием к вам... Так ли это?
Полковник явно изумился и развёл даже руками.
– Ничего не понимаю... и никакого поручика Слепцова не знаю.
– Простите, господин полковник, за нескромность... к Добровольческой армии вы имеете какое-нибудь отношение?
– Ровно никакого... Я служу в политическом отделе здешнего штаба.