Записки о прошлом. 1893-1920

В непроглядной тьме, среди чудовищных пропастей мы двинулись наугад по извивавшейся с высоты дороге. Это было, конечно, безумие, но мало ли какие безумия делались в эти суматошные годы. За последние годы войны и революции все мы настолько привыкли к смертельным опасностям, что теперь никто из нас четверых не принимал всерьёз такого пустяка, как автомобильное крушение.

Двигались мы по крутому спуску, что называется, на честное слово, и только блиставшие изредка молнии освещали белым светом извивы мокрого шоссе и чисто апокалиптические пропасти со всех сторон. Вдруг в одну из более долгих пауз между двумя вспышками машина наша резко дрогнула, наклонилась и куда-то стремглав понеслась. Страшный толчок бросил нас друг на друга, и мы осознали, что падение наше в неизвестность сразу окончилось. Осмотревшись при помощи ручного фонаря, мы убедились, что только чудо спасло нас от смерти. Наш шофёр, потеряв в темноте ориентировку, пропустил поворот и направил машину прямо в пропасть под прямым углом к шоссе. К счастью, падая по отлогому спуску, автомобиль наткнулся и упёрся в две сосны, росшие над обрывом, и застрял между ними, что всех нас и спасло.

Перепуганный шофёр заявил, что машина попортилась, да это было и лишнее, так как вытащить её назад на шоссе всё равно не представлялось возможности. Чертыхаясь и проклиная всё на свете, мы тронулись в дальнейший путь пешими под проливным дождём, не перестававшим ни на минуту.

Предстояло проделать ночью по горам около двадцати вёрст, шлёпая при этом чуть не по колено в воде. Бросив на произвол судьбы живописно застрявший над пропастью автомобиль, мы, взявшись под руки для крепости, бодрым военным шагом двинулись в дорогу. Через три часа, мокрые до костей, усталые и голодные, мы вошли в спящий город, где уже не светилось ни одного огня.

Хуже всего пришлось из всей компании мне, не имевшему с собой ни запаса белья, ни лишней одежды, хотя Чистяков со своей стороны сделал всё возможное, чтобы облегчить эту печальную участь, прислав в гостиницу со своим адъютантом бутылку коньяку, тёплый халат и два одеяла.

На другой день, ещё в сырой от дождя одежде, я выехал в Новороссийск на «Отважном», который, несмотря на годы безвременья, неизменно продолжал поддерживать связь с Геленджиком.

Серия неприятностей, начавшаяся в Береговом, продолжалась и после приезда моего в Новороссийск. 3десь меня встретила крупная и скверная новость. Оказалось, что Сукин, под влиянием своего помощника подполковника Кокаева, не сдержал слова и, вместо назначения меня на должность начальника отряда назначил всего лишь начальником геленджикского поста, т.е. всего-навсего на должность младшего офицера. Выходило, что, оставив службу в комендантском, я добровольно пошёл на снижение.

Объяснялось это переназначение, как выяснилось впоследствии, тем, что как Сукин, так и Кокаев, были старыми пограничниками, везде и всюду тянувшие из корпоративного чувства своих прежних сослуживцев, независимо от их качеств и способностей. На предложенное ранее мне место начальника геленджикского отряда был назначен ротмистр Пелёхин, хотя и непригодный совершенно к военной службе вообще, но зато служивший в царские времена пограничником.

Протестовать было поздно, да и бесполезно, оставалось примириться с неизбежным. Приехали мы с женой на службу в Геленджик в самое скверное время года в этих местах, а именно в конце сентября. Норд-ост свирепствовал здесь вовсю, и городишко казался совершенно вымершим. Квартирный вопрос в это время в Геленджике обстоял одновременно и очень просто, и очень сложно. Три четверти всех домов и дач совершенно пустовали, и в порядке военного постоя я мог занять с женой любую дачу в любом месте. Однако затруднение при этом заключалось в том, что все эти дачи предназначались при постройке исключительно на летний сезон и были совершенно не пригодны для жизни в них зимой. С большим трудом я отыскал небольшой флигелёк в четыре комнаты, где имелись печи, но, увы, при ближайшем рассмотрении оказалось, что в нашем новом жилище были никуда не годные окна и двери. Несмотря на то, что печи топились круглые сутки, холод во флигеле стоял звериный, так как норд-ост проникал во все щели, и к утру у дверей надувал грудку белого инея.

Мебели оказалось достаточно, но мы столкнулись с затруднениями хозяйственного характера. Оказалось, что моя Женя, несмотря на полтора года семейной жизни, совершенно не знакома с тем, как люди готовят обед. До этого военно-походная жизнь избавляла нас от этой заботы, теперь же она себя начинала обнаруживать.