Записки о русском посольстве в Китай (1692-1695)

Длительность пути из Москвы в Китай и обратно (три года) можно объяснить тем, что экспедиция была большая. Неизбежность некоторой посольской помпы, большой груз (экспедиция везла с собой значительные запасы провианта, подарки, серебро, соболиную казну), необходимость конвоя, потребность в большом и единовременном количестве лошадей, повозок, судов, гребцов — все это было связано с задержками и затруднениями. Так, посольству понадобилось три с половиной месяца, чтобы добраться от Москвы до Тобольска, тогда как Юрий Крижанич проделал этот же путь за полтора месяца[85].

Спафарий в 1675 — 1676 гг. ехал из Москвы в Пекин один год два месяца. Измайлов в 1719 — 1720 гг. — один год четыре месяца. В докладе Церковного собора патриарху (1682 г.) говорится, что «для достижения от Тобольска до Даурских, Нерчинских, Албазинских и других дальних мест надобно употребить полтора или два года...»[86].

Экспедиция до Урала двигалась по хорошо известной в то время дороге через Вологду, Великий Устюг, Сольвычегодск, Кайгородок, Соликамск. Сибирь посольство пересекло, пользуясь традиционными путями по течению главных рек или их притоков. Посольство Идеса проделало на телегах короткий путь из Утки в Невьянское, чтобы перевалить из бассейна Волги (с Чуоовой) на реку Обь, а затем прошло зимой по сухопутью между бассейнами Оби и Енисея (летом с притока Оби, реки Кеть, на приток Енисея, реку Кемь) напрямик лесом.

Посольство Идеса перевалило на Амур тем путем, который С. В. Бахрушин называет третьим (первый путь — вдоль притока Олекмы, через Тугирский волок, на притоки Амура — был избран Хабаровым, второй — через Алдан на Зею, а именно с Енисея на Нерчу, впадающую в Шилку, приток Амура, — Поярковым). С Енисея путь шел по Верхней Тунгуске, через пороги до Братска, по Ангаре, затем через Балаганск и Иркутск, к Байкалу. Байкал пересекали в самом узком месте от устья Ангары до устья Селенги. «Действительно Избранд совершил путь от Удинска Селенгою и через Байкал в одни сутки», — замечает С. В. Бахрушин. Далее посольство следовало обычным в последнюю четверть XVII в. сухим путем с Селенги к трем Еравнинским озерам, мимо озера Телимба и на Ингоду, а далее на Шилку, где в 1658 г. у впадения Нерчи в Шилку был поставлен Нерчинский острог. Путь этот «сделался официальной дорогой в Китай, которой долгое время велись все дипломатические торговые сношения с этой страной»[87].

Путешествие Идеса было связано с трудностями, лишениями и жертвами. В условиях бездорожья, пустынности и необжитости громадных пространств Урала, Сибири, Маньчжурии и Монголии приходилось мерзнуть, голодать, прорубать дорогу сквозь леса и принимать меры для борьбы с разбойниками и дикими животными. Но путешествие нельзя, конечно, сравнивать с экспедициями Пояркова, Хабарова или Атласова, когда в иную зиму вымирала половина их состава.

Путь на Пекин, выбранный посольством Идеса, был крайним восточным, через Даурию и Маньчжурию. Этим же путем шел до Идеса Спафарий и после Идеса — Ланге. Посольства первой половины XVII в. — Петлина (1616 г.) и Байкова (1654 г.) — двигались к Пекину крайним западным путем, через Джунгарию, тогда как посольство Саввы Владиславича-Рагузинского было первым, двинувшимся в Пекин по среднему пути — через Монголию. Выбор пути следует каждый раз искать в политической обстановке в этой части Азии, в отношениях между ханствами Джунгарии и Монголии, сложившимися ко времени путешествия. То, что даурско-маньчжурский путь к концу первой четверти XVIII в. был заброшен и отдано предпочтение центральному (монгольскому), делает более драгоценными сохранившиеся о нем с конца XVII в. свидетельства Идеса и Бранда.

Ценность записок Идеса и Бранда заключается и в том, что авторы их при описании пути от Москвы до Пекина рассказали, пусть не всегда достоверно, иногда с долей вымысла, о тех народах, по землям которых они проезжали. Это коми (зыряне), манси (вогулы), ханты (остяки), эвенки (тунгусы) и др. Как видно из текста, Идес не отличает маньчжуров от китайцев.

Идес и Бранд оставили также описание цинского двора и маньчжурской дипломатии, приемов, этикета и церемониала при дворе богдыхана, его сановников и наемных иезуитских советников. Это определенный вклад в литературу о цинском Китае, богатую китайскими энциклопедическими сочинениями и относительно бедную письмами, дневниками и описаниями путешествий. Русские посольские свидетельства важны как для русских, так и для китайских исследователей, занимающихся историей Китая в период господства маньчжуров.

Поскольку познания того и другого автора в русском языке были более чем скромными, а на языках коми или других национальных меньшинств они не знали ни слова, мы можем с полным основанием предположить, что приводимые ими данные были в основном изложением услышанного от их спутников и других встреченных ими в Сибири лиц.