Записки о Шерлоке Холмсе

Вечером мы снова сидели в купе поезда, мчавшегося в Лондон, и я думаю, что путешествие показалось полковнику Россу таким же коротким, как мне, – так интересно было слушать рассказ моего друга о том, что произошло в дартмурских конюшнях в понедельник ночью и как ему удалось узнать все подробности этого происшествия.

– Сознаюсь, что все выводы, составленные мной на основании газетных известий, оказались вполне ошибочными, – сказал он. – А между тем там были данные, которые могли бы служить указаниями, если бы их истинное значение не было загромождено другими подробностями. Я поехал в Девоншир с убеждением в виновности Фицроя Симпсона, хотя, конечно, видел, что еще не собрано достаточного количества улик.

Только тогда, когда мы уже подъезжали к дому тренера, в голове моей внезапно возникла мысль о важном значении баранины с перцем. Вы, может быть, помните, что я был очень рассеян и остался в экипаже, когда вы все уже вышли. Я удивился про себя, как это я проглядел такое важное обстоятельство.

– Признаюсь, я до сих пор не вижу его важности, – сказал полковник.

– Это было первое звено в цепи моих рассуждений. Опиум в порошке не безвкусен. Вкус не неприятен, но заметен. Если подсыпать его в какое-нибудь обыкновенное кушанье, то тот, кто стал бы есть это кушанье, наверное заметил бы примесь и бросил бы есть. Перец – именно та приправа, которая может заглушить вкус опиума. Никаким образом нельзя предположить, чтобы посторонний человек, как Фицрой Симпсон, мог бы устроить так, чтобы в этот день ужин в доме тренера состоял из баранины с приправой из перца, и тем более невозможно предположение, чтобы этот человек явился с порошком опия как раз в тот вечер, когда подавалось кушанье, способное скрыть эту примесь. Этого нельзя допустить. Итак, с Симпсона снимается подозрение, и все наше внимание сосредотачивается на Стрейкере и его жене – единственных людях, которые могли заказать на ужин баранину с перцем. Опиум примешан после того, как была отложена порция для конюха, остававшегося на конюшне, так как остальные ели ужин безо всяких дурных последствий. Кто же из Стрейкеров мог получить доступ к еде так, чтобы этого не заметила служанка?

Прежде чем решить этот вопрос, я обратил внимание на то, что собака в тот вечер вела себя спокойно, – одно верное предположение неизменно вызывает другое. Случай с Симпсоном указывал на то, что в конюшне была собака, а между тем несмотря на то, что кто-то входил туда и увел лошадь, собака не лаяла и не разбудила спавших на сеновале конюхов. Очевидно, ночной посетитель был хорошо знаком ей.

Я был уже убежден, или почти убежден, что Джон Стрейкер вошел ночью в конюшню и увел Сильвер-Блэза. Зачем? Очевидно, с каким-то злым умыслом, иначе зачем бы он опоил своего конюха? Но я никак не мог понять причины его поступка. Бывали случаи, что тренеры зарабатывали большие деньги, держа пари против своих лошадей и обманным образом не давая им выигрывать. Иногда они действуют через жокея, иногда употребляют более верные и тонкие средства. Что было тут? Я надеялся, что вещи, найденные в кармане Стрейкера, помогут мне прийти к какому-нибудь заключению, и не ошибся в этом. Вы, вероятно, не забыли странного ножика, найденного в руке покойника, ножика, которого, конечно, ни один человек в здравом уме не взял бы для самозащиты. Как сказал нам доктор Ватсон, этот нож употребляется при самых тонких операциях, известных в хирургии. И в эту ночь он также предназначался для очень тонкой операции. Как знатоку скакового дела, вам, полковник, наверно, известно, что можно сделать легкий порез сухожилия на бедре лошади так искусно, что снаружи ничего не будет заметно. В таком случае лошадь начинает слегка прихрамывать, что приписывается или переутомлению, или приступу ревматизма, но никак не злому умыслу.

– Мошенник! Негодяй! – крикнул полковник.

– Этим и объясняется, почему Джон Стрейкер хотел увести лошадь из конюшни. При малейшем уколе такое чувствительное животное заржало бы так, что разбудило бы спавших крепким сном конюхов. Поэтому необходимо было произвести операцию на открытом воздухе.

– Как я был слеп! – сказал полковник. – Так вот для чего ему нужна была свечка и почему он зажигал спичку.