У Анны Андреевны в ходу сейчас новый термин – «партии Лапы» – которым она пользуется очень смешно. Нина Антоновна и старший Ардов решили было расстаться с Лапой; молодежь взбунтовалась; Анна Андреевна примкнула к мальчикам, заявив: «Я – партии Лапы». Теперь она называет Лапой себя, а о своих поклонниках и недругах говорит: «она – партии Лапы», или «он – не партии Лапы». Герцен некогда писал: «мои партизаны» в смысле: «мои сторонники». Но в начале XIX века подобное словоупотребление было общепринятым, а сейчас слово «партия» звучит высокоторжественно, официально (как и «партизаны»), и когда Анна Андреевна, подразумевая Озерова, говорит: «Он – партии Лапы», выходит очень смешно. И еще смешнее и величественнее о ком-то: «он – не партии Лапы».
Я ушла, пообещав завтра позвонить, как только ворочусь из Барвихи.
– Для меня это событие, – объявила она, дослушав мой пересказ.
Завтра Анна Андреевна перебирается от Ники к Марии Сергеевне.
12
Анна Андреевна слушала с неподвижным лицом, но я чувствовала, что и она волнуется. Потом она очень хвалила: «первоклассно, по-европейски, точно; опровергает общераспространенное мнение о моих стихах без задора, но несокрушимо».
Одним она недовольна: слишком подробной конкретизацией жизни и быта Ольги Афанасьевны. «Скажут: Ахматова написала поэму о похождениях своей подруги, актрисы». Просит затушевать конкретности. Кроме того, просит упомянуть, что о 13-м годе говорится сквозь гофманиану, а о 41-м – с полной реалистической ясностью.
Попросила исправить цитату из «Предыстории»: в Дедовой статье пропущена одна строка, как и в сборнике 61 года: «Под желтой керосинового лампой».
Потом протянула мне письмо, полученное откуда-то из-за границы – через «Международную книгу». Просят прислать «последнее издание «Поэмы без героя», а также перечень критических отзывов о «Поэме»».
И смешно, и грустно, и больно. Доживем ли мы до напечатания «Поэмы» вообще? И – еще – доживем ли до такого времени, когда на Западе будут иметь хоть малое, хоть приблизительное представление о нашей стране, о судьбе наших людей и нашей литературы? Быть может, и мы так же мало знаем о них, как они о нас? Быть может; но быть того не может, чтобы их судьбы оказались страшнее наших.
Я спросила у Анны Андреевны, даст ли она знать автору статьи о Гумилеве об ошибках в статье.
– Не знаю, – ответила Анна Андреевна. – Я не хочу оказаться в смешном положении Любови Дмитриевны Блок, которая настаивала, что стихотворение «Что же ты потупилась в смущеньи» посвящено ей. Как это глупо! Во-первых, я не знаю стихов, более оскорбительных для женщины; во-вторых, всем известно, что они посвящены Дельмас… Я с фактами в руках доказывала это Орлову, но он все-таки напечатал, будто относятся они к Любови Дмитриевне…320
Ариша пригласила нас чай пить. Мы перешли в другую комнату побольше, – где, по-видимому, Мария Сергеевна и Ариша живут сейчас вместе. Черные сучья деревьев теснятся к окнам, и я вдруг вспомнила сучья деревьев во дворике Фонтанного Дома. Квартира очень просто обставлена, но чистота делает ее нарядной. Вместе с нами пил чай молодой человек – по-видимому, переводчик, ученик Марии Сергеевны и большой книжник: разговор за столом шел преимущественно букинистический. После чая я простилась.
Молодой человек проводил меня до бензоколонки, то есть до стоянки такси.