Глубокоуважаемый товарищ Толстиков. Обращаемся к Вам крайне встревоженные тем, что молодой талантливый ленинградский поэт подвергается несправедливому противозаконному преследованию. Мы, люди разных профессий, знаем, высоко ценим творчество Бродского, в частности, его стихотворные переводы испанских и польских авторов. Нам известно, что его считают очень одаренным поэтом корифеи нашей литературы Чуковский, Маршак, Ахматова. Тем более нас поразило известие о том, что восемнадцатого февраля в суде Дзержинского района Бродскому предъявили обвинение в тунеядстве, после чего его принудительно под конвоем отправили в психиатрическую больницу. Ему двадцать три года, он болезненно нервный юноша, пребывание в психиатрической больнице грозит ему непоправимой бедой. Травля Бродского на нашей памяти первый за многие годы случай рецидива печально известных методов произвола. Горько сознавать, что это происходит в вашем славном городе. Очень просим вашего решительного вмешательства. Промедление крайне опасно.
Члены Союза Писателей
104 Статья эта, под названием «Рецидив» была мною окончена, послана в газету, но напечатана не была. Привожу отрывки из нее:
«Не писать об этом я не могу. Дело молодого ленинградского поэта у людей моего поколения вызывает слишком много трагических воспоминаний.
Организованная травля Иосифа Бродского началась уже несколько месяцев тому назад. Когда я прочла первую статью о нем, опубликованную в газете «Вечерний Ленинград» 29 ноября 1963 года, мне показалось, что меня каким-то чудом перенесли из 63-го обратно в 37-й. Или, скажем, в 49-й…
То же воинствующее невежество, та же безудержная ложь, что и в тогдашних выступлениях печати, та же нескрываемая ненависть к интеллигенции, то же намерение запачкать как можно больше имен…
…Судье тов. Савельевой показалось странным, что коридоры суда переполнены, что молодежь толпится у дверей и что многие и многие из присутствующих, по-видимому, не на ее стороне. Она не поняла… какую память пробуждает в них это беззаконие, какие тени воскресают для них за ее спиной и за спиной молодого поэта, и какие надежды возлагали они на судебный процесс…
– Удивляюсь, – громко произнесла она, проходя коридором суда, – почему на слушанье этого дела собралось столько народа?
– В наше время не часто случается видеть суд над поэтом, – ответили ей из толпы.
– А мне все равно, поэт он или не поэт, – с гордостью сообщила т. Савельева.
Тем, кто в годы культа личности Сталина расправлялся с цветом нашей поэзии, тоже было все равно – поэты перед ними или не поэты».
105 Евгений Александрович – Гнедин
(1898–1983), автор множества историко-публицистических статей, а также двух мемуарных книг: «Катастрофа и второе рождение» (Амстердам: Фонд им. Герцена, 1977) и «Выход из лабиринта» (N.Y.: Chalidze Publ., 1982). Вторая книга, содержащая, по прихоти издателей, заключительные главы первой, вышла в свет с предисловием академика А. Д. Сахарова. Привожу из этого предисловия отрывки:«В своих мемуарах Евгений Александрович Гнедин описывает свою жизнь, при всей необычности отразившую судьбу его поколения. В начале пути – Гнедин революционер по убеждению и идеалист в жизни, без малейших сомнений отдающий Советскому государству большое зарубежное наследство. Он – видный деятель иностранной политики СССР, один из главных помощников Литвинова. В 1939 году Гнедин арестован, его избивают в кабинете Берии, затем в особорежимной Сухановской тюрьме, но он не оговаривает ни других, ни себя. Два года строжайшей изоляции, стандартно-беззаконный суд, общие работы в лагере, ссылка. После смерти Сталина – реабилитация… затем – годы литературной и журналистской работы, скромная пенсия. Таковы внешние рамки судьбы автора, рассказанной со многими подробностями, иногда потрясающими. В эти рамки вмещается напряженная внутренняя жизнь, поддерживающая Гнедина в самые страшные дни на Лубянке и в особорежимной Сухановской тюрьме…
Главное содержание книги – мучительные сомнения и искания автора – этические, философские, политические и соцально-экономические.
…Мемуары Гнедина – это эмоциональная исповедь человека, прошедшего большой путь духовной эволюции. Важное место в ней занимают стихи («Себя не потерять в пути – / Вот все, к чему меня обяжет / Мой долг, пылающий в груди»)».
Евгений Александрович себя в пути не потерял, чем вызвал беспредельное уважение окружающих: в подследственной тюрьме; в лагере на общих работах; в «вечной ссылке». Везде он оставался самим собой, укреплял себя сочинением стихов, помогал товарищам.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное