Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966

Привольем пахнет дикий мед,
Пыль – солнечным лучом,
Фиалкою – девичий рот,
А золото – ничем.
Водою пахнет резеда,
И яблоком – любовь.
Но мы узнали навсегда,
Что кровью пахнет только кровь…
И напрасно наместник Рима
Мыл руки пред всем народом,
Под зловещие крики черни;
И шотландская королева
Напрасно с узких ладоней
Стирала красные брызги
В душном мраке царского дома…

Помнит ли Анна Андреевна тот зимний день 39 года в Ленинграде, когда она прочла мне это стихотворение впервые? На Загородном, у Пяти Углов, в моей комнате? Я помню наизусть – и стихотворение и день. Это было вскоре после того, как Корней Иванович прислал мне с Киселевым записку о Митиной гибели[94].

Но мы узнали навсегда,
Что кровью пахнет только кровь, —

вот какая тогда стояла погода на душе и за окном, и строки Ахматовой казались мне вестями о Мите.

– Год? Год для ясности поставим тридцать восьмой, – ответила на мой вопрос Анна Андреевна.

Я с большим удовольствием – люблю ясность! – поставила на листке «1938», но осмелилась поинтересоваться, когда это стихотворение создано было ею на самом деле.

– В тысяча девятьсот сороковом.

– Нет, Анна Андреевна, вы ошибаетесь, этого не может быть. Вы читали мне его в тридцать девятом.

– Ну да, в конце тридцать девятого… Помню, что Борис и Осип, оба, называли его лучшим моим стихотворением.

– Анна Андреевна! Этого тоже никак не могло быть! Вы написали его гораздо раньше, потому что ведь Осип Эмильевич весною тридцать восьмого уже арестован.

Анна Андреевна меня не ударила, но глянула так, будто ударила.

Ну, значит, я попала в точку[95].

25 января (продолжение) После короткой поездки в Библиотеку, под вечер я снова у Анны Андреевны. Но мы не работали – почти. Пришла Фрида с вестями о «деле Бродского» и о нем самом, о Бродском. Иосифа Фрида устроила в Тарусе. Она поселила его у своих тамошних соседей, то есть в семье Оттена⁹⁴. В Москве и Ленинграде хлопоты перед властями необходимо продолжать энергически, но самого героя следует умыкнуть на время от пристального внимания всех и всяческих Лернеров. По Фридиной просьбе приятельница ее, журналистка Ольга Георгиевна Чайковская, взяла в газете (кажется, в «Известиях») командировку и отправилась в Ленинград. Выяснить надо, что там наворотили, иначе ведь непонятно, что именно мы должны опровергать. Там Ольга Георгиевна добилась приема у секретаря Горкома т. Лаврикова.

Анна Андреевна слушала и расспрашивала Фриду с большим вниманием. Повторяла вслух каждый вопрос Чайковской и каждый ответ Лаврикова. Взвешивала на точных весах⁹⁵.

Потом Фрида начала рассказывать о житье-бытье Иосифа в Тарусе. Рассказ этот, звучавший для моего слуха в общем благополучно, вызвал неожиданную бурю. Неожиданную для Фриды и для меня. Оттен отдал Иосифу свою рабочую комнату и свой письменный стол; домашние относятся к гостю с полным радушием – чего, кажется, больше? Иосиф спокоен, работает, даже весел.

– Всё идет хорошо, – добавила Фрида, – до тех пор, пока кто-нибудь не звонит ему из Ленинграда. По-видимому, сведения о невесте неблагоприятные… Во всяком случае, звонки выбивают его из колеи, он впадает в тоску, грозится уехать. Ну, тут уж ничего не поделаешь.

Эти Фридины слова и вызвали бурный гнев. Оказалось, что в Ленинграде сейчас – Толя Найман; Анна Андреевна уверена – звонки из Ленинграда – это Толины звонки (очень может быть), но она воспринимает почему-то сведения об огорчениях Бродского, как козни Оттенов против Толи. Почему – я не поняла⁹⁶.

– Они негодяи! – кричала (да, да, кричала!) Анна Андреевна. – Толя для Бродского ложился костьми, он ведет себя героически, а они на него возводят напраслину! Вы этих людей не знаете! Помните, Лидия Корнеевна, что они с Надей делали!

– Помню, – ответила я, но не стала развивать эту тему. Анна Андреевна имеет в виду постыдную – со стороны Надежды Яковлевны! – защиту Ивинской[96]. Помнить-то я помню, но кто кому что внушал: Оттены ли Надежде Яковлевне или Надежда Яковлевна Оттенам – не ведаю. У Надежды Яковлевны сознание извращенное, я замечала это уже не раз.

По правде сказать, мне было жаль Фриду. Жаль, что она увидела Анну Андреевну в минуту неправого гнева. Разумеется, друзьям Иосифа сейчас не следовало бы сообщать ему дурные вести, но при чем тут Оттены? и их предполагаемая ненависть к Толе? Они, вероятно, и незнакомы с ним.