Записки одессита. Оккупация и после…

«Держать фасон» не получается, стал повизгивать. Оказалось, что я умею не только плавать по-собачьи, но и визжать… Повезло, что Зинин муж пришел почему-то домой. Увидел мои упражнения, разделся и вытянул на берег спортсмена-любителя, с повисшими ушами.

Вскоре Зина отправила меня в Одессу, им нужно было «сматывать удочки». Оказалось, что они оформлялись на работу бухгалтерами в небедные колхозы и добросовестно работали ровно до того момента, пока в их руках не оказывалась серьезная сумма. А потом — ищи, свищи… Это же произошло и в этот раз.

После моего возвращения прошло уже несколько дней, когда к нам нагрянула милиция с обыском. У нас дома кроме казанка с мамалыгой на печке ничего не обнаружили, что очень расстроило и рассердило милиционеров:

— Как это так, что кроме мамалыги у вас дома ничего нет?

Нашли несколько «катенек» (царских банкнот-сторублевок), которые сестра положила в шкаф.

— Царя ждете?!

Это еще хорошо, что я не принес домой почтовых марок с Гитлером.

— Советская власть вам не нравится?!

Мама не на шутку испугалась, стала им рассказывать, как ей нравится советская власть, давшая ей образование и подарившая счастливую жизнь. Ее слова можно было бы трактовать как издевательство, но милиционеры до этого, видимо, не додумались. Они ушли, со злостью хлопнув дверью.

Во дворе № 23 по ул. Жуковского жил в семье врачей института Филатова (тогда академик был еще жив) наш ровесник, Володя Данченко. Он был отличником, с нами не якшался, одевали его в хорошие костюмы. Дома он изучал немецкий, английский и французский языки.

Как-то, как раз в то время, когда Павлик Морозов был практически официально «канонизирован», он выбежал из дома к нам во двор, и стал рассказывать, выкатив глаза, что вчера к ним пришли в гости профессора, долго пили, а потом говорили на товарища Сталина такое, что он решил сейчас же пойти в милицию.

Впрочем, после моего вопроса «хочешь ли ты остаться без родителей?», ему сразу расхотелось подражать пионеру-герою…

Мама покупала мне парусиновые туфли на микропорке. Стоили они менее 30 рублей, и носили такие туфли все, кто не жил на широкую ногу. Чинить их приходилось, и довольно часто, у сапожника, недалеко от нашего дома. Ремонт производился в присутствии заказчика, при этом сапожник непрерывно напевал украинские народные песни, вроде:

Як у того зайця мальовані яйця!
Одне сіре, друге біле — мальовані яйця.

Или:

Як у лісі, у лісочку зустрів заяць лісоньку,
Тай їй каже — лісу, дай…
Я б дала. Та я боюся — буде дівчина Маруся.
— Ти не бійся, лісу, дай — буде сину Миколай.

В отремонтированных туфлях, наслушавшись фольклора, можно было бежать к ребятам, продолжать играть в футбол.

Соседи

Мама приходила с работы поздно вечером, и я ее обычно встречал возле нашего дома. Она шла пешком от Чумки, экономя копейки на проезде в трамвае. Одета она была в рабочую робу и резиновые сапоги, и мне было обидно смотреть не нее, такую измученную и бедно одетую, еще и потому, что для меня она была умнее и добрее всех наших соседей, солидно проходившим мимо меня домой.

Очень важно шел с работы парикмахер, работающий в Портклубе, одет он был в светлый костюм и нес большой кожаный портфель. Его дочь Люда рассказывала, что он никогда не ложился спать, пока не прослушает последние известия из Москвы, и я думал, что более культурного человека в нашей парадной нет.

Большинство наших соседей работали на административных должностях в ресторанах, прокуратуре, других довольно престижных работах. Они имели возможность достаточно прилично одеваться.

Кроме нас, бедной была лишь тетя Маня Талалаевская. Беренштейны. Их дочь вышла замуж за директора ресторана «Волна», и молодая семья часто устраивала серьезные попойки. Они рассказывали соседям, что очень везучие — часто выигрывают деньги на ипподроме, куда очень любят ездить.

На первом этаже нашего дома проживал в самостоятельной двухкомнатной квартире Герой Советского Союза с женой, очень красивой женщиной. Должность он получил согласно высокому званию, и жил на широкую ногу, никому не объясняя, откуда у него деньги. Герой часто приходил «веселым» и всегда был одет лучше всех мужчин нашего дома. Как-то, хватив лишнего в дружеском кругу, он проболтался, что Звезду Героя купил. На другой день ему пришлось исчезнуть. Жена его сразу утратила свою надменность, стала тихой и какой-то запуганной.

Однажды она подозвала меня, дала три рубля, показала на двух молодых соседок, и попросила, чтобы я послушал, о чем они говорят. Я подошел к ним, но подслушивать не смог — видимо во мне уже зрели задатки связиста. Вернул красавице ее трешку. Вскоре и она куда-то исчезла.

Вместо семьи «героев» поселилась в этой квартире чета родственников управдома со своей некрасивой дочкой. Звали ее Элла, и очень быстро она получила прозвище «кривляка».