Записки офисного планктона (сборник)

Виктория не удержалась:

– Спасибо за доверие, Виссарион Дементьевич!

Храпуновский легонько прихлопнул стекло на своем столе:

– Иди, Князева! Материал жду к пятнице.

В редакции был собственный просмотровый зал, в котором еженедельно проходили предпремьерные показы последних отечественных и зарубежных лент. Сеанс начинался через полчаса, и Вика успела выпить с коллегами жасминного чаю и рассказать о только что полученном ответственном редакционном задании.

Фильм произвел противоречивое впечатление. Вика разрешила себе стрельнуть сигарет, чтобы подымить-подумать в обществе редакционных дам. Мила Тишинская монотонно рассказывала Ксении Сувориной о том, почему последняя, то бишь крайняя, работа классика советского кино не может называться произведением искусства. Ксения пускала в потолок дымовые колечки и время от времени перебивала коллегу репликами типа «Мне импонирует, как режиссер пользуется общими планами!»

– Да единственное, что есть в этом кино, так это диалоги, – затушила окурочек с красной помадой самая непосредственная сотрудница журнала.

– А ты хотя бы знаешь, что твой писатель на дух не переносит корреспондентов, журналистов, критиков, литературе-, кино– и прочих «ведов»?.. – откликнулась Ксения.

– Никакой он не мой, а общественный. И через два часа ответит общественности в моем лице на все концептуальные и каверзные вопросы, – произнесла девушка по имени Виктория.

В синих глазах – ни тени сомнения, нога на ногу, покачивает одной из них, круглые коленки выражают твердую уверенность в сегодняшнем дне. Бывалые критикессы переглянулись.

– Послушай, Викуля, будешь наседать на мэтра – не забывай о том, что в начале лета ему в Германии сделали пересадку сердца.

Князева прекратила покачивать ножкой. Задумалась. Прислушалась к своему до сих пор растущему организму. От выкуренной сигареты немножко мутило. Но она упрямо встряхнула каштановой гривой, заложила волосы за уши и без видимых причин шмыгнула носом.

– Но сердце у него все-таки есть. Новенькое, но наверняка по-прежнему мужское.

Телефон писателя у нее, конечно же, был. Но, рассудив, что дистанционно договариваться о личной встрече с таким зубром, у которого к тому же зуб на журналистов, не стоит, Виктория поехала прямиком к нему домой. Тем более что дом его находился всего в двух троллейбусных остановках.

Пятиэтажка героя ее будущей статьи была знаменита тем, что количество известных поэтов, прозаиков и драматургов на один стандартный подъезд превышало все мыслимые пределы в представлении не только обыкновенного человека, но и Виктории Князевой.

Вот и сейчас Вика уже успела поочередно поздороваться с двумя мужчинами весьма известной наружности. Сделала она это не из тщеславия, но из вежливости. Ведь седовласые джентльмены, один за другим, раскланялись с ней как со своей старой знакомой. Вика же за последние 15–16 лет уже научилась принимать подобные знаки внимания как должное. И автор, к примеру, не возьмется осуждать ее

за некоторую избалованность в этом отношении.

Так вот, Виктория ничтоже сумняшеся улыбнулась сначала одному, а после и другому литератору. У последнего, нестарого еще крепыша со сдвинутой на затылок кепкой, она и спросила о том, не видел ли он столь необходимого ей писателя, потому как на звонок в его писательскую дверь никто не отвечает, а у нее к нему срочное дело.

– К Левке, что ли? А ко мне, барышня, у вас никакого дела нет, часом? – с хрипотцой в голосе спросил невысокий мужчина с ярко выраженной интонацией завзятого бабника.

– Нет. И не будет, Александр Иванович. Кстати, Натэлле Сергеевне привет передавайте. Они с моей тетушкой давние подруги, – соврала Виктория. С молодящейся женой крепкого еще Александра Ивановича она познакомилась на какой-то вечеринке в индийском ресторане и выпила с ней по коктейлю.

– Обязательно передам. А от кого, кстати? – широко ухмыльнулся ничуть не обескураженный Александр Иванович.

– От тезки ее, Виктории Сергеевны, – немного преувеличила Виктория.

Александр Иванович хмыкнул и почесал перебитый нос.

– Вон там, в скверике, ваш Рабинович гуляет со своей крошкой Цахес. Постаравшись как можно надменнее отблагодарить собеседника, Виктория собралась идти в указанном направлении и… почувствовала пониже спины легкий, даже дружеский хлопок. Она в бешенстве крутанулась, но Александр Иванович уже удалялся от места их нечаянной встречи, насвистывая немудреный мотивчик.

Лев Робертович и вправду носил фамилию, созвучную той, что назвал этот старый антисемит, но черный дог рядом с ним никак не тянул ни на какую «крошку» и уж тем более Цахеса. Писатель сидел на скамье без спинки, немного ссутулившись, догиня, вместо того чтобы носиться по округе, спокойно сидела подле ног хозяина и, высунув язык, посматривала по сторонам.

Хитроумная Виктория решила зайти как раз с ее стороны. Пошла по аллее, не спеша, прогулочной походкой.

– Красивый пес! – намеренно ошиблась она.

Писатель хмуро посмотрел на любезную прохожую. А та постаралась улыбнуться самой обезоруживающей из арсенала своих улыбок.

– Это сука, – сказал писатель.