Записки офисной крысы

– Согласись, что в тридцать два года я уже сформировалась как личность, и мне поздно заводить новые привычки. И в чем я не права? Скажи, в чем? Я девять лет работаю в редакции и до сих пор не могу себя прокормить. Если бы я столько времени угробила на карты, то стала бы уже второй Кассандрой. А не получилось бы с предсказаниями, резалась бы в покер на турнирах – тоже дело доходное.

– У тебя неприятности на работе? – вздыхает мама.

– Вся моя работа – одна большая неприятность. Ты помнишь мой жизненный принцип?

– Как можно меньше работать и как можно больше получать?

– Правильно. А помнишь, кем я мечтала стать в детстве?

– Помещицей?

– Да, помещицей. И жить оброком и барщиной.

– Увы, это вряд ли осуществимо, – вставляет папа свою ложку дегтя.

– Сама чую, что вряд ли. А значит, мне завтра нужно искать инженера и разговаривать с ним на предмет научнотехнического прогресса. Генерид озадачил.

– Ну и что здесь такого? – удивляется папа. – В молодости я тоже был инженером.

– И что с того? – возмущается Владка.

– Гнал журналистов поганой метлой, – задумчиво произносит папа.

Мама тихо ойкает.

– Вот! – разводит руками Владка. – И без того тошно, а ты усугубляешь, отец! Я уже брала как-то интервью у одного инженера. Он начал ругаться такими словами, которые я считала последними!

– Он оскорбил тебя, доченька? – ужасается мама.

– Когда прочитал интервью, – хмыкает папа.

– Ты жесток, отец, – обижается Владка. – Ты жесток и несправедлив. Что ж я там такого написала, что надо было меня так материть?

– Да ничего особенного, – злорадствует папа. – Ты только сказала, что до встречи с ним думала о людях лучше.

– Это было мое видение проблемы, – оправдывается Владка.

Мама не выдерживает и начинает хохотать.

– И вот теперь я снова должна искать представителя технической интеллигенции. И снова рисковать получить ведро помоев в лицо, – строит козью морду Владка.

Она жалеет себя. Но завоевать сочувствие мамы после абсолютно некорректных замечаний отца ей больше не удается. Мама продолжает смеяться. Дочь надувает губы.

– Что же, ты уже взрослая, – садистски замечает папа. – Будет трудно – плачь, страшно – кричи.

– Все равно никто не поможет, – констатирует Владка.

– Но ведь в твоей работе есть и преимущества, – впрягается в разговор мама.

– Это какие же?

– Встречи с интересными людьми, – хрестоматийно начинает мама, – свободный график работы…

– Дурак начальник! – подхватывает Владка. – Вся моя работа – одна большая навозная куча преимуществ!

В кухню заходит Данька и зорким взором с прищуром оглядывает стол.

– Данюшка, – говорит ему Владка и гладит собаку по макушке, – на, скушай печенюшку.

Она отдает Даньке последнее печенье. Данька с печенюшкой уходит в комнаты. Владке становится скучно.

– Собака, – не выдерживает она, – несомненно, наиболее близко стоящее к человеку живое существо после клопа. Но клопы – это отдельная история и судьба. Трагичная, между прочим. Они обречены на гонения и поношения. Хотя делают ту же важную с медицинской точки зрения работу по оздоровлению организма, что и, скажем, пиявки. Однако пиявки пользуются заслуженным почетом и всеобщим уважением, я бы даже сказала – любовью, а клопы преследуются.

Полное отсутствие реакции со стороны родителей.

– А я хотела бы вести собачью жизнь, – прилагает Владка титанические усилия по увеселению общества, – есть одно мясо и спать целыми днями.

Просто несуразица. Даже ее искрометности не хватает.

Она затихает.

– Спасибо за завтрак и содержательную беседу, – проникается она собственной обидой и идет искать Даньку, чтобы порадовать его дневной прогулкой.

5

Улица встречает их сильным ветром и гололедом. Вчерашний заморозок превратил дороги в сплошную ледяную корку, по которой, как по голландским каналам, лучше всего передвигаться на коньках. Жаль, что у нее нет коньков. Хотя, даже если бы они у нее были, она все равно не умеет на них кататься. Какое жуткое упущение со стороны родителей, которые не удосужились отдать ее в детстве на фигурное катание. Она могла бы стать чемпионкой мира и сейчас уже вышла бы в тираж, писала мемуары, купалась в лучах былой славы, отбивалась от поклонников и жила на проценты с прошлых гонораров.

Но, с другой стороны, она могла бы упасть на льду, сломать обе ноги и ковылять уточкой за пенсией по инвалидности. Опять же, упасть на льду и сломать обе ноги ей никто и теперь не мешает. И даже без всякого фигурного катания. Конечно, это будет не такой почетный перелом, как, скажем, на чемпионате мира, но от этого ничуть не менее болезненный.

Данька рвется вперед, и Владка похожа на сержанта полиции, идущего на задержание. Или на пограничный наряд. Если бы она родилась мальчиком, то могла бы стать офицером-пограничником. И носилась бы сейчас с Данькой, ополоумев от важности заданий, по пересеченной местности вдоль контрольной полосы.