Записки офисной крысы

Да, у Таньки определенно есть комплекс Дездемоны: время от времени ее так и хочется придушить.

– Послушай, – не выдержала Владка в тот раз, – иногда мне кажется, что ты одноногая. На моей памяти ты еще ни разу не встала с «той» ноги.

В ответ Танька расплакалась, сослалась на свой седой волос, который тут же выдрала и предъявила ей в качестве живого укора, и попросила прощения за свой срыв.

Через месяц она нашла работу уборщицы в тресте стальных конструкций. Отчим прослезился, принес ей килограмм икры и немного денег. Но от дальнейших инвестиций стал воздерживаться. Танька перешла с путассу на куриные окорока и окончательно потушила леденящий душу зеленый взгляд.

– Жизнь налаживается, – сказала ей Владка.

– Отчим, гадюка, повез мать в Объединенные Арабские Эмираты, – закатила глаза в бессильной злобе Танька. – Чего ж я его раньше своей мамочки-то не нашла?

– Ты еще молода, – успокоила ее подруга. – У тебя таких отчимов еще будет и будет.

– Типун тебе на язык! – замахала Танька руками. – Мне нужен один и навсегда. Чтобы как лебеди. Или вороны? У кого там браки крепкие?

Владка не знала, поэтому ничего не ответила.

– Я тут уже присмотрела себе одного в тресте, – продолжила мысль ее подруга. – Ничего особенного. Но нужно же мне как-то обставить квартиру?

– Безусловно, – согласилась Владка, оглядывая пустые углы Танькиной комнаты. – А то хоть травись.

И она тут же побежала в магазин.

Так вот Танька и жила последнее время. Мужик из треста оставался непоколебимым, хотя она каждые две недели подрезала полы своего рабочего халатика.

– Отрастает он у тебя, что ли? – съязвила как-то Владка с улыбкой.

Танька заледенила ее взглядом. Но после утраты фосфора эффект был недостаточен. И не шел ни в какое сравнение с Владкиной улыбкой. Получилось один ноль в пользу бультерьера.

– Я скоро кудахтать начну от этих куриных окороков, – жаловалась вчера по телефону Владке подруга. – Когда же он соблазнится? Ты бы хоть зашла, что ли? Поболтали бы.

– Травиться будем? – спросила Владка, лихорадочно пересчитывая в уме скромные финансы, оставшиеся в ее кошельке с аванса.

– Нет, – Танькин голос дрогнул. – Я с предыдущего раза еще не отойду никак. Не хочу я травиться. Я пришла к выводу, что по отношению к смерти пословица: лучше поздно, чем никогда, недействительна.

– Ясно, – сказала Владка. – Я зайду завтра.

Сегодня – это вчерашнее завтра. И вот она дает в Танькину дверь два долгих гудка.

10

– Ой, у тебя кожа на синтепоне, что ли? Как ты не мерзнешь в такой курточке? – встречает ее Танька. – Проходи. И тут же убегает на кухню.

Владка вешает куртку на гвоздь в прихожей (трестовский спец так и не пожелал обставить Танькину квартиру), ставит сумку на посылочный ящик в углу и разувается.

– А Ирка где? – заглядывает она в комнату.

– Что? – орет Танька. – Иди ко мне на кухню. Я тут обед готовлю.

– Ирка, говорю, где? – повторяет Владка, входя на кухню и убеждаясь, что под обедом понимаются все те же неизбывные куриные окорока, которые Танька, злобно прищурившись, заливает водой на сковородке.

– На рукопашном бое.

– Где?

– На рукопашном бое.

Таньке это явно не интересно. И она актуализирует тему разговора.

– Эта курица такая старая, – Танька грубо тычет вилкой в желтую шкуру. – Наверное, она была несушкой. А уж потом, когда перестала нести яйца, ее зарезали.

– Вот видишь, чем опасен климакс, – подводит итог Танькиной эпитафии Владка. – Так ты Ирку еще и на рукопашный бой отдала?

– Что значит «еще»? Пусть научится правильно вести себя в обществе.

Нет, Владка, конечно, не Герасим. Но такую Му-Му ей иногда хочется утопить: «Что значит – «еще»?» Да то и значит.

– Она же, – говорит Владка, – у тебя на фигурное катание ходит, в музыкальную школу, на испанский язык…

– Ив изостудию, – гордо добавляет Танька.

– В изостудию?

– Ну и что ты так удивляешься?

– Да я же видела ее рисунки!

– Ну и?

– Мне кажется, если человек умеет рисовать, это должно быть видно.

– Подумаешь, – просыпается в Таньке материнское чувство, – Марк Шагал тоже уродов рисовал. А помер, подозреваю, не с последним рублем в кармане. Окорока не жевал куриные. На диване с дочкой валетом не спал.

– Значит, теперь она у тебя будет рисовать, как Шагал, играть на скрипке, как Паганини, и драться, как Ван Дамм?

– И очень даже хорошо, что будет драться. Не будет, как я: муж приходит домой в два ночи, а у меня все губы искусаны, все пальцы изломаны, все больницы и морги обзвонены. Прилетел, мой ангел? Сыт ли ты? Не ослаб ли? Не устал? А надо сразу в морду. Ногой.

– Это какого ж из своих мужей ты так обихаживала? «Сыт ли ты, мой ангел?»

– А что ты иронизируешь?

– Да я не иронизирую. Просто много их было. Как у тебя, кстати, с твоим начальником из треста?

– Пока никак, – расстраивается подруга.

И Владке становится неловко за свой вопрос.

– У меня уже из-под халата стринги видны, а он хоть бы взгляд бросил, – вздыхает чудо-уборщица.

– Не переживай так, у меня вон тоже в последнее время…

– У тебя каждое время – последнее, – чуть не плачет Танька. – Ау меня халат уже…