Записки орангутолога

— Типовой экземпляр уплыл. Единственный в своем роде, больше нет такого, — пояснил он мне свои манипуляции. — Нам из Польши жужелицу прислали для определения. Заспиртованный экземпляр. Написали, что это вроде бы новый вид. И попросили меня проверить. Я жука вымочил, чтобы потом препарировать, стал промывать, а он взял и уплыл. В канализацию. Вот сейчас я его и ловлю. Может он, в этом колене застрял. Если не найду, то скандал будет. Международный.

Я со своим ножом побрел дальше, вспоминая слова Шерлока Холмса, что у каждого есть свое дело, и только у меня сегодня работы не было.

Путь к ихтиологической лаборантке, ждущей меня с наточенным ножом лежал через экспозиционный зал.

Несчастные экскурсоводы даже в праздник были перегружены. Проводя по несколько экскурсий в день, эти работники Кунсткамеры свои объекты и места их расположения знали наизусть, поэтому не глядя тыкали указкой в витрину, точно попадая в нужный вид птицы, бабочки или лягушки.

Голос у всех экскурсоводов был поставлен хорошо, как у дикторов радиовещания Советской Эпохи.

Вот и сейчас один из них, Коля (курносый, с длинными, собранными на затылке в пучок волосами и сложно закрученными в стиле Сальватора Дали усами), с ничего не выражающем лицом и голосом, совершенно лишенным всяких эмоций, проводивший сегодня уже как минимум пятую экскурсию, не глядя на плотную стайку притихших малышей и молчаливый частокол стоявших сзади учительниц и родительниц, вещал про тайны живой природы.

Эти экскурсии-лекции я слышал неоднократно. Но сегодняшняя несколько отличалась от остальных, вероятно, потому, что экскурсовод накануне праздника уже успел зайти к Теплову и попробовать одну из его замечательных настоек. Поэтому Коля вел экскурсию, так сказать, эндогенно. Он ушел в себя, полностью доверившись годами выработанному автоматизму и не обращая внимания на экзогенные раздражители, в частности, на чередующиеся ряды витрин. Поэтому я, остановившись невдалеке, с удовольствием прослушал краткую, и, кстати, очень хорошую лекцию об огромной тридакне (при этом экскурсовод, не оборачиваясь к витрине, тыкал указкой в камчатского краба), а затем, переведя присмиревших ребятишек к другому стеллажу, так же четко доложил о жизни глубоководного кальмара, водя указкой за своей спиной по стеклу витрины, где расположились пауки и скорпионы.

Начало его повествования о рыбах было тоже впечатляющим.

— А вот это скат манта, — произнес экскурсовод и, не поднимая головы, махнул указкой вверх, в потолок. — Рыба такая огромная, что обычно посетители ее просто не замечают.

Малыши и взрослые задрали головы и по их глазам я понял, что они тоже не заметили огромную манту.

Я посмотрел вверх. Колоссального как самолет ската, который должен был висеть на тросах под самым потолком, не было. Я вспомнил, что еще вчера, его сняли и куда-то увезли реставраторы. Но я не стал говорить об этом Коле и пошел дальше — в отдел к ихтиологам — отнести нож, чтобы наконец-то нарезать колбасу.

В рыбном отделе пахло формалином, а на полках стояли банки с зафиксированными экспонатами. При этом поголовно все рыбы были серого цвета — под действием фиксатора все великолепные краски водных обитателей исчезли. От серости экспонатов, стройности рядов банок и казенного запаха формалина в этом отделе было скучно. Заждавшаяся лаборантка взяла у меня нож и принялась за колбасу. Я хотел было сразу уйти туда, где было веселее, например, к Теплову, но увидел лежащий на столе последний номер газеты «Известия». Там на фотографии была рыба (какую еще газету могли держать в отделе ихтиологии!). Рыба как рыба, такая же серая как и все остальные. Только вот глаза какие-то неестественно выразительные. Прямо человеческие.

— Это что? — спросил я у лаборантки.

— Новый вид. Вон в банке на третьей полке стоит с самого краю. Да нет, слева. В прошлом году шеф в Туркмении нашел. Серьезное научное открытие, между прочим. Слепой пещерный голец называется.

— Слепой? — спросил я, — с такими-то глазами? Как у Софи Лорен!

— А это в «Известиях» их приделали. Шеф в газету и текст, и фотографию рыбы дал. А редактор текст не прочитал и решил, что эти зоологи что-то с выдержкой напутали, вот глаза на фотографии и не вышли. Он и приказал ретушеру исправить изъян. Тот и постарался. Хорошо еще, что ресниц не нарисовал.

Я пошел к Теплову. По дороге я наконец понял, чьи глаза мне напомнили органы зрения пещерного гольца, — сегодняшней балерины! — и ускорил шаг.

Я нередко заходил к Теплову и в будни — выпить аперитива. А в праздники у него был особенно богатый набор алкогольных напитков. Кроме того, мне очень понравилась его балерина. Хотелось взглянуть еще раз. В том числе и в ее глаза.