Вернемся к Берлинскому трактату. Забудем об обиде, забудем даже и о действительно дурной методе — смиряться перед "европейским концертом" этим; и взглянем на результат, взглянем хоть раз на дело прямо. После какой кампании, после какой борьбы с Турцией с самых времен Екатерины мы приобрели столько? Главными препятствиями нашими были издавна: Каре, Дунай, Балканы... Каре теперь наш; устье Дуная опять наше; а берега его в руках единоверных и слабых держав. Балканы во власти болгар, с которыми справиться нам легко, если бы они и вздумали нам сопротивляться. Турция почти не существует, как держава самобытная. Все христианские государства Балканского полуострова более или менее усилены и возвышены на развалинах Турции. Если они все неблагодарны, то, во-первых, это другой вопрос, и на безусловную благодарность Греции, Сербии, Румынии и самой Болгарии кто же мог серьезно и простодушно рассчитывать? Надо рассчитывать в политике прежде всего на бессилие их, потом на их между собою несогласия; потом уже на то, что принцип единоверия не может быть в короткое время дотла уничтожен, и, наконец, "отчасти"'на признательность. Словом, на все худшее, низкое (на страх, бессилие, раздоры) надо надеяться больше, на все высокое (единоверие, благодарность) меньше. Если в публике думали иначе, может быть, и очень умные и опытные люди, то уж в азиатском департаменте, напр., всякий молодой помощник столоначальника понимал, я надеюсь, все это как следует.
Одним словом плоды последней войны нашей, по-моему, очень велики, даже и по Берлинскому трактату.
Нас от С.-Стефано отодвинули назад шага на три. Но против исходной точки 75—77-х годов мы сделали десять шагов вперед.
Чем же это плохо?
Остается болгарская конституция. Ну это, конечно, ошибка; это более чем ошибка; если я сказал, что действия наши против Вселенской Патриархии можно назвать грехом, то дарование Болгарии бельгийской какой-то конституции я уж и не знаю как назвать. Не смею!
Но вот что достойно внимания: с точки зрения политики сознательной это было очень дурно; а с точки зрения исторического предопределения — превосходно! Дипломатия наша, вероятно, не хотела тогда уготовить в освобожденной Болгарии современную анархию. Если бы она имела в виду подготовить этот путь Родославовым, Стамбуловым и т. п., то она была бы гениальнее пяти Меттернихов и Бисмарков! Ибо только теперь болгарский народ поймет наглядно, что ему без нас нельзя жить и управляться. После этой анархии и наши строгости будут по сердцу многим там, а не переживи Болгария этой свободы и этой от нас независимости, останься она в то время без конституции, с русским генералом-диктатором во главе, все был бы глухой ропот, даже и у мужиков болгарских (я ведь лично имею удовольствие их знать); все было бы воображение, что свои лучше. И на мужиков, т. е. на консерватизм только серый, на охранение незнания никогда надеяться не надо. Болгарский мужик сам из себя, при соприкосновении с общеевропейским, общеплебейским образованием, ничего, кроме смелого и настойчивого хама - Инсарова, не может выделить... Теперь о царстве этих Инсаровых, "из народа же вышедших", какой-нибудь Брайко или Петко в бараньей шапке слишком жалеть не будет.
Я верю, что наша дипломатия этого не предвидела; она, при тех общезападных (тайных) идеалах, от которых столь многих русских, даже и высокопоставленных, так трудно излечить, вероятно, находила, что болгарская нация, вследствие глубокой эгалитарности своего из-под турка прямо вышедшего строя, зрелее для "идеальных" (!??), "передовых" европейских порядков, чем наша более сложная и более сословная по привычкам народность.
Конечно, болгарская конституция — cela n'a pas de nom!
Но это зло, "не имеющее даже вежливого имени", — по Божьей к нам милости — принесет превосходные плоды, которыми мы теперь-то, вероятно, уж сумеем воспользоваться... Наказал нас Господь милостью своей и щедротами!
И духовенству болгарскому все это на пользу... Они, болгарские епископы и священники, играли тогда каноническим правом и вековым строем Церкви в угоду своей неважной и бессодержательной "народности". Теперь их бьют и секут, и после такого испытания, вероятно, и нам будет легче примирить их с Великой Цареградской Церковью...
Нам, конечно, нам!.. Кто ж, кроме нас, может сделать искренно это великое дело. И мы его сделаем, если у нас будет побольше веры в дисциплину Церкви и поменьше веры в атеистическую свободу Запада!
Кому еще есть надежда расти и развиваться, тому все идет до поры до времени впрок. Даже и ошибки!
Господу нашему слава!
Судьба Бисмарка и недомолвки Каткова