Записки отшельника

По моему мнению, если и была во всей политической истории истекшего тридцатилетия крупная и непоправимая ошибка, то эта ошибка была сделана гениальным Бисмарком, а никак не нашей, более скромной, но, видно, промыслительно ведомой свыше дипломатией.

Пока мы не свершили того, что нам в истории назначено свершить, у нас, как говорится, "и лапоть прорастать будет". А великие люди лично творят великие дела, но от своевременной гибели своего отечества не спасают.

Бисмарку нужно было после 66-го года, соединившись с Австрией и уступивши Франции то, что она пожелает, нас раздавить (если бы немцы смогли это сделать); а потом уже, обессилив нас и усилив Австрию на наш счет, обрушиться на Францию.

Неужели он этого не понимал? В 67-м году один пруссак, инженер, служивший в Турции, говорил мне самому, что война с Россией была бы в то время у них очень популярна. Если так, то как же Бисмарку было не понимать того, что я сказал выше. Я убежден, что" он об этом думал, и будущая история, вероятно, покажет, какие соображения или какие неодолимые препятствия помешали ему это сделать. Теперь это уже невозможно. Теперь уже немцам со славянским движением не справиться, и все преграды, которые они будут ставить на пути нашем, будут только раздражать нас, не принося им существенной пользы.

Разумеется, и это князь Бисмарк понимает, — и оттого, вероятно, политика его, прежде столь прямая, ясная, в одно и то же время — и насильственная, и правдивая, теперь стала такой запутанной, изворотливой и, при всей сложной тонкости своей, — бесплодной. Что же ему делать? Пожертвовать Турцией, проливами, быть может, даже частью Австрии (Галицией, например) и утешить себя только 8-ю миллионами австрийских немцев? Дать вырасти во всеоружии всеславянскому федеративному колоссу? Добиваться для такой невыгодной цели соглашения с Россиею, почти вынуждать ее к совместной наступательной политике, которую по какому-то врожденному чутью русские государственные люди вообще не очень любят?

Трудно решиться на это!..

Пытаться создать две славянские сильные державы (т. е. отдать Австрии, если нельзя весь Балканский полуостров, то хоть всю его западную половину), дышать их антагонизмом, подливать масла в огонь их естественной и явной тогда вражды? Это еще лучше всего для будущего Германии... Бисмарк слегка и пытается это сделать... Но ведь он знает, что чем дальше протянется Австрия к югу, тем скорее тогда произойдет у нее борьба на жизнь и смерть с Россией и тем скорее (и против воли даже нашей) разрешится не только Восточный, но и всеславянский вопрос в нашу пользу.

В гибельном для Австрии исходе подобной борьбы возможно ли сомневаться?

К чему же ведут все эти, в сущности, слабые попытки? Только к тому, что раздражают русских, к тому, что удаляют правительство наше от германского; что верных политических друзей обращают в национальных врагов, во врагов страшных, ибо в самом деле долготерпеливый и уклончивый великоросс становится страшен, когда предел его терпению прейден.

Что же делать?

Воевать смело на оба фронта? Вызывать на это соседей? Но ведь это безумие!

Конечно, еще Россия может, если хочет, оставить Францию без помощи, но и то лишь один на один с Германией, а не против целой коалиции; но Франция не может, далее, и при величайшей ненависти к России, оставить ее один на один с Германией. Даже и при ненависти к нам другого подобного случая отомстить и возвратить утраченное ей едва ли найти. Если Франция и в минуту предполагаемого столкновения России с Германией не будет воевать, так ей останется только считать себя с того времени чем-то вроде Португалии, которую всякий может оскорблять, как предсказывал один из ее лучших публицистов Прево-Парадоль. Трудно предполагать, чтобы и теперь уже для этой державы приспело время подобного смирения! И неизбежное падение требует постепенности при подобном великом прошедшем, каково прошедшее Франции...

Я повторяю — даже при ненависти к нам — французы исторической необходимостью вынуждаются нам помочь.

Но об ненависти нынче (и до поры, до времени) не только не слышно, но французы, эти исконные противники и вечные порицатели наши, воспылали теперь к нам симпатией, такой пламенной и такой ничуть не нужной ни для их действительных целей, ни для наших, что остается только с сожалением пожимать плечами!..

Итак, вот к какому тяжелому и чуть-чуть не безвыходному положению привели новую Германию и блестящие победы ее и... я не хочу сказать — сам предприимчивый гений великого канцлера... Нет! Личное величие во всяком случае останется за ним... Но привел Германию к такому положению ее исторический рок, в незримой руке которого и великие умы, и самые мощные души не что иное, как послушные и чуть-чуть не слепые орудия!..