Записки пинчраннера

— …Разумеется, я принадлежу к людям, которых не может не привести в негодование проект завершения сверхогромной космической конструкции, выстрелив отшлифованной деталью-Землей, согласно предначертанию космической воли. Что касается меня, я против процесса шлифовки детали-Земли. Я думаю, что ваше с Мори превращение является существенным элементом сопротивления шлифовке детали-Земли, а это и моя цель также. Именно превратившиеся люди станут ядром такого сопротивления! Да и само превращение благодаря искривлению, деформации, которые несет с собой всевозрастающая скорость по мере приближения к завершающей стадии, возможно, является еще одним выражением космической воли. Подобно тому, как действию неизбежно сопутствует противодействие. Согласны с этим, отец Мори?

«Согласны с этим?»— спросил он меня, но это не был вопрос* на который можно было ответить немедленно. Однако я, восемнадцатилетний превратившийся, дал четкий и определенный ответ, будто только и ждал его вопроса:

Я все выясню. Более того, может быть, я и превратился ради того, чтобы выяснить это? Я все выясню!

Мужество, обретенное вами после превращения, — огромное подспорье! И в первую очередь для Мори! — сказал Добровольный арбитр. Его туманная речь, речь грезящего наяву человека, сразу же зазвучала иначе, став конкретной речью практического деятеля. Сильный человек. — Итак, на этот раз полицейские мирно удалились, но, я думаю, сопоставив донос вашей жены и случившееся с Могущественным господином А., они будут обязаны установить за вами наблюдение. Телефон, несомненно, прослушивается. Стоит нам выйти, и следом за нами увяжется хвост. А уж если наша полиция за кем установит слежку, ни за что не упустит своей жертвы, если, конечно, на полпути ее планы не изменятся…

Я стал анализировать свое положение после превращения. Поскольку моя жена, бывшая жена, донесла на меня, человека средних лет до превращения, обвинив в покушении на Патрона, мне, теперь весемнадцати-летнему превратившемуся мальчишке, останусь ли я дома или выйду на улицу, опасаться ареста нечего. Ведь наша полиция, как ее называет Добровольный арбитр, не располагает людьми с богатым воображением, которые бы оказались способны заподозрить, что восемнадцатилетний мальчишка и есть тот самый тридцативосьмилетний мужчина, и арестовать его, ха-ха.

Однако не исключено, что, когда я отправлюсь туда, где скрывается раненный в голову зрелый мужчина, следующая за мной по пятам полиция препроводит его в участок. И хотя именно я — тот, кто способен засвидетельствовать, что этот человек — мой сын и решительно не может быть тем, о ком идет речь, убедить полицию мне не удастся, если только не заставлю ее поверить в наше с Мори превращение.

— Навещать сейчас раненого Мори — чистая авантюра. Что же мне предпринять?

— Самым естественным для вас было бы связаться с секретарем Могущественного господина А. Вы должны выразить соболезнование… ну и, кроме того, из тактических соображений ваш звонок тоже будет весьма полезен. Для той борьбы, которую мы будем вести в дальнейшем, помогая Мори, необходимо всесторонне изучить Могущественного господина А…. Из вашего дома звонить не следует — телефон прослушивается. По-моему, лучше дойти до телефона-автомата.

Предложив мне это, Добровольный, арбитр, даже и мысли не допуская, что я могу возразить, быстро вскочил на ноги и глазами сделал мне знак следовать за ним.

3

Мы вышли на улицу. В такой ясный и нежаркий день, когда почки на деревьях начинают просыпаться от зимней спячки, а воздух прозрачен, работа сыщика не столь уж удручающа, На первом же перекрестке Добровольный арбитр, шепнув идите прямо, повернул направо, махнув мне рукой — то ли он расставался со мной, то лн пошел купить сигареты. Там, где я жил раньше, были крестьянские поля и улицы еще не проложили как следует, поэтому, свернув в переулок, выбраться обратно на главную дорогу было не так-то просто. Но объяснить ему это времени не было — не мог же я кричать бодро удаляющемуся с поднятой рукой человеку: «Если повернете налево, там тупик!» Ха-ха.

Через некоторое время, когда, по моим предположениям, он уже должен был столкнуться с нашей полицией, я услышал за своей спиной топот огромных башмаков, какие носят при плоскостопии. Я тоже припустил было вперед, ха-ха. Добровольный арбитр, догнавший меня, когда я уже совсем запыхался, тоже тяжело дышал, лицо его посерело, глаза за казавшимися бездонными стеклами очков торжествующе и в то же время умиротворенно улыбались.

— За мной увязались сразу двое, ха-ха-ха! А когда упустили, стали громко обсуждать ситуацию: может, бросить все и отправиться выяснять его личность? И при этом очень волновались, потому что я убежал у них из-под самого носа. В общем, взял инициативу в свои руки, ха-ха-ха!

Беззаботный человек. А я, вытаскивая у телефона-автомата из кармана мелочь, заколебался. Добровольный арбитр, с которого ребячество как ветром сдуло, сказал: