Записки полицейского

Я очень быстро составил по приказанию сэра Томаса короткое духовное завещание. В нем был параграф, в котором говорилось о том, что Чарльз Мальерн имеет право получить сумму размером в двадцать тысяч фунтов стерлингов. Вы должны понимать, что крайняя слабость умирающего требовала чрезвычайной точности и тщательного соблюдения законов в исполнении его приказаний. Закончив писать, я вложил перо в бесчувственную руку сэра Томаса. Баронет бросал на меня горестные взгляды, его пальцы едва удерживали перо, и он только и смог что начертать на бумаге непонятный знак.

Спустя час после кончины сэра Томаса господин Чарльз Мальерн явился в родовой замок Редвудов. Было ясно видно сквозь дымку меланхолии, подернувшую его лицо, что он испытывал несказанную радость при мысли, что получит наследство, разбогатеет, обретет пышность и высокое положение в обществе. Этому честолюбцу предстояло пережить жестокое поражение, крушение всех его надежд. Я невольно почувствовал к нему жалость, однако открыл ему настоящее положение дел. Для надменного молодого человека это был сокрушительный удар, и он целый час после оглашения завещания провел в каком то умственном расстройстве, не позволявшем ему здраво оценить свое положение в истинном его значении.

К вечеру, однако, сэр Чарльз как будто бы без особенного сожаления покорился последней воле покойного: он вызвался исполнить перед вдовой, своей родственницей, печальный долг – объявить ей трагическое известие.

Несколько дней спустя я получил письмо, в котором он извещал, что леди Редвуд, разрешившаяся преждевременно от бремени, дала жизнь дочери, что мать и ребенок находятся в полном здравии. Согласитесь, господин Уотерс, что трудно было не усомниться в истинности слов этого письма.

– О да! – согласился я. – Их можно было опровергнуть.

– Таково было и мое мнение. Рождение этой девочки делало сэра Чарльза Мальерна хозяином всех владений Редвуда, правда, с обязательством выплачивать вдове пожизненную пенсию в тысячу фунтов стерлингов.

Итак, сэр Чарльз расположился в родовом замке со своей женой и детьми, дав мне понять, что леди Редвуд намерена, как только восстановит свои силы, отправиться к своей матери, госпоже Эштон.

Спустя два месяца после смерти сэра Томаса я представился леди Редвуд, чтобы условиться с ней об устройстве некоторых дел, касающихся ее состояния. Во время этого то посещения, господин Уотерс, у меня родилось ужасное подозрение…

– Что же случилось? – воскликнул я, прерывая адвоката, ибо сгорал от нетерпения.

– Леди Редвуд, – спокойно продолжал свой рассказ господин Рептон, – была убеждена, что дала жизнь двойне.

– Боже мой! И вы подозреваете?..

– Мы только и можем, что подозревать, но если убеждение леди Редвуд обоснованно, исчезнувшее дитя может быть мальчиком!

– Есть ли какое нибудь свидетельство, которое может подтвердить это подозрение?

– О да! Доктор и его жена, по фамилии Уильямс, которые неотлучно находились с леди Редвуд во время родов, покинули Честер, причем отъезд их не имеет никаких оснований, потому как их дела шли очень хорошо. Сверх того я узнал несколько дней тому назад, что Уильямса встретили в Бирмингеме щегольски разодетого и, по всем признакам, ведущего праздную жизнь. Теперь, – продолжал господин Рептон, – обращаюсь к вам, взываю к вашей проницательности и опыту: найдите средство, которое поможет нам установить истину.

– Полагаю, – сказал я, – что перво-наперво следует выяснить образ жизни, которого Уильямс придерживается в Бирмингеме. Вам, без сомнения, известны приметы супругов?

– А как же! – с готовностью отозвался господин Рептон. – В дополнение к этому у меня в портфеле хранится описание примет дочери леди Редвуд, ведь двойняшки, и особенно близнецы, обыкновенно бывают очень похожи друг на друга. Вот эти приметы, – продолжал он, открывая портфель и доставая бумагу, – белокурые волосы, голубые глаза, ямочка на подбородке… Леди Редвуд – очаровательная особа, каких редко можно встретить, – мечтает только об одном: отыскать свое дитя. И если вы решились, господин Уотерс, то нам предстоят серьезные расследования, – заключил он.

Я расстался с господином Рептоном, пообещав ему быть на другой же день в Бирмингеме.

По истечении нескольких дней, которые я провел в скучнейших изысканиях, мне довелось узнать, что господин и госпожа Уильямс проживают в очень красивом домике, расположенном в двух милях от Бирмингема, по дороге в Вольвергемптон. Семейство Уильямс стало называться Беридж, и я через их служанку, которая ежедневно приходила за пивом в таверну по соседству с моей гостиницей, узнал, что у супругов Уильямс, или Беридж, есть ребенок нескольких месяцев от роду, которого и хозяйка, и ее муж, кажется, не слишком любят; это дитя было мальчиком.