Записки простодушного. Жизнь в Москве

Пора и нам вставать. У ожившего костра поздний завтрак (он же обед), прогулки по лесу, игра в волейбол, розыгрыши, немудрящие шутки.

Вот девушка напевает песню весеннего ручья:

Я бегу, я смеюсь,
Я сейчас с другим сольюсь.

Её муж с неподдельным интересом спрашивает:

С другим? С кем же это, если не секрет?

А вот Галя Романова и Светлана Кузьмина собирают под дубом жёлуди. Игорь Добродомов поясняет нам словами Крылова: «Они от них жиреют» («Свинья под дубом»).

Все мы — лингвисты, всем уже далеко за двадцать, а игры с языком — полудетские.

Кто-то спрашивает: «Может ли быть такое — десять согласных подряд? Нет? Пожалуйста — Эрнст взбзднул». А давайте сочиним рассказ, чтобы все слова начинались с одной буквы! Сочиняем: Седые сосны сухо скрипели: «Сукин сын, сукин сын…». Смотрим: селезень сидит! Саша скинул стостволку со спины. «Сволочь!» — сказал старый сыч. «Стрелять старого сыча!» — сообразил Саша. И т. д. до конца: Сладок сочный селезень! Спасибо, Саша!

Но — пора на станцию. Если очень уж не хотелось уходить, оставались на вторую ночь. Помню, какая-то уходящая группа отдала нам оставшуюся у них еду и записала наши телефоны, чтобы позвонить нашим родным, и они бы не беспокоились за нас. Туристское братство.

Иногда возвращались утром в понедельник с рюкзаками прямо на работу.

Ну, а в праздники со временем свободнее, и почти каждый праздник мы отправлялись загород. Помню, в первомайские праздники идём с громадными рюкзаками через деревню. Ветер, мокрый снег с дождём. На улице ни души, все сидят дома, пьют, поют, гармошка играет. Какая-то старушка выбежала на улицу, платком от снега прикрывается, глядит на нас, головой качает: «Бедные, кто же вас гонит?».

Летом все разъезжались, и из летних подмосковных походов помню только один, но какой! По Москве-реке на нескольких плотах! Каждый плот имел имя, обычно торжественное: «Парижская коммуна», «Стремительный». А экипаж одного плота колебался в выборе имени, и тогда кто-то (кажется, Мельчук) предложил: «Может, Свиноферма?». Командир безымянного плота, подумав, согласился: «Пожалуй, это подойдёт». И потом им кричали: «Эй, на Свиноферме! Держи правее, на мель сядете!».

Мы — колхозники

Сотрудники Института русского языка и позднее Информэлектро довольно часто работали на московских овощных базах. Мы сортировали овощи (к фруктам нас не подпускали), фасовали их по пакетам. Рассказывали, что в пакеты картошки один сотрудник вкладывал карточку: Укладчик — доктор физико-математических наук (имя, фамилия). В своё оправдание он сказал: «Я привык нести ответственность за свои дела». Подобный случай приводится в фильме «Гараж» замечательного режиссера Эльдара Рязанова. Член-корреспондент Академии наук на овощной базе вкладывал в пакеты, где обычно помещают бумажки типа «Укладчица № 2», свою визитную карточку.

Почти каждую осень я на две-три недели отправлялся на работу в колхоз или совхоз. Колхоз — сокращённое «коллективное хозяйство», совхоз — «советское хозяйство», но ни там, ни там не могли собрать урожай без помощи студентов, заводских рабочих, научных работников.

В первую мою поездку в колхоз я познакомился и сдружился с коллегой-этимологом Толей Журавлёвым. Помню, начало новой жизни отмечалось в местной столовой. Толя сказал: «Жаль, что наше пребывание в колхозе начинается с попойки». Но всё до поры до времени было хорошо: всего в меру — и работы, и отдыха. Но в конце, уже после моего отъезда, Толя, не терпящий хамства, сказал «пару ласковых слов» какому-то заводскому громиле и сильно пострадал в завязавшейся драке.

В 61-м году я ездил в колхоз с двумя сотрудниками ФБОН АН СССР (Фундаментальная библиотека общественных наук). Поздне́е библиотека получила новое имя — ИНИОН (Институт научной информации по общественным наукам) и новое здание рядом с метро «Профсоюзная». Я любил работать в уютных маленьких зальчиках этой библиотеки и очень жалел, когда она сгорела.

В колхозе нас приставили к кобыле весьма почтенного возраста, но с красивым именем Венера. Нас, естественно, именовали венериками. Запрягши кобылу (помогал мой детский опыт), венерики, экипаж телеги боевой, грузили мешки с накопанной картошкой и отвозили её в деревню.