Записки простодушного. Жизнь в Москве

Материалисты пытаются спрятаться за эволюцию. «Движущими силами эволюции, по Дарвину, являются наследственная изменчивость и естественный отбор. В результате борьбы за существование происходит преимущественное выживание и участие в размножении наиболее приспособленных особей, т. е. естественный отбор» («Российский энциклопедический словарь». Т. 1. 2001. С. 423). Таким образом, закрепляются и развиваются признаки, помогающие организму в борьбе за существование. Убедительно? Но — тот же Дарвин (отец эволюционизма!) вынужден признать: «Глаз путём эволюции?.. — это абсурд!». Сложнейшие оптические устройства, созданные человеческим гением, — ничто в сравнении с «простым» глазом. Человеческий глаз фиксирует 50 «кадров» в секунду (!). А глаз многих животных — тех же осьминогов и кальмаров — ещё совершеннее. Глаза мухи фиксируют 300 «кадров» в секунду (в 6 раз больше человеческого глаза).

А как быть со слоном? Хобот — замечательная штука, но ведь он появился не сразу, а прошёл через стадию увеличения носа мамонта до безобразной нашлёпки, которая могла только мешать в борьбе за существование. Это значит: идея хобота появилась раньше хобота. Подобные явления (а их много) основатель телеологии Аристотель объясняет наличием цели, которая заложена в само́й природе. Эта идея была развита Жаном Батистом Ламарком во II половине XVIII в. «По Ламарку, виды растений и животных постоянно изменяются, усложняясь в своей организации, в результате влияния внешней среды и некоего внутреннего стремления всех организмов к усовершенствованию» (РЭС. Т. 1. С. 804). Хорошо сказал Мандельштам:

Кто за честь природы фехтовальщик?
Ну конечно, пламенный Ламарк.

«Виноградную косточку в тёплую землю зарою», а она уже знает, когда и как пробиваться сквозь землю и расти, и жить, и давать новую жизнь. Генетический код? Да, да, конечно. Но — кто же кодировщик? Бог?

Интересна мысль религиозного философа А. С. Хомякова, что постижение божественных истин не дано человеку, но дано совокупности людей, соединённых любовью, — Церкви. Поговорим немного и об этом.

С Церковью у меня отношения сложные. Начать с того, что в нашей семье была религиозная рознь: дед, бабка, отец — староверы (старообрядцы), другой мой дед, мать, жена, сын и невестка — православные, дочь Ольга — католичка.

Мама тайком меня окрестила и водила в церковь. Вытаращив вначале глаза от великолепия и красоты убранства старой церкви, мы быстро уставали и просились домой. Мама молилась перед иконами дома, а мы, ребята, знали только «Отче наш».

Обычно усталость от долгой православной службы сменяется со временем глубокой верой, но в те годы под влиянием коммунистической пропаганды приходило воинствующее безбожие.

Как положено пионеру-ленинцу, я вёл среди невежественных родных атеистическую пропаганду, применяя «испытанный» антирелигиозный аргумент: «Летчики летают на высоту 10 километров и что-то ни разу никакого Бога не видели».

Когда, однако, мы с братьями ездили в деревню к деду и бабке, приходилось принять (хотя бы на время) законы деревни. Некоторые из этих требований и неписаных законов были просты, и мы быстро их усвоили: здоровайся на улице даже с незнакомыми людьми; крестись не тремя, а двумя пальцами; говори «спаси Христос», а не «спасибо». «Спасибо! — так только безбожники говорят!» — сердился дед и никак не хотел верить, что спасибо — это тоже упоминание Бога (Спаси Бог), только сокращённое.

С годами из воинствующего атеизма я перешёл в разряд людей, «присматривающихся к религии». О поисках Бога хорошо сказал Мандельштам:

Образ твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
«Господи!» — сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.
        Божье имя, как большая птица,
        Вылетело из моей груди.
        Впереди густой туман клубится,
        И пустая клетка позади.

Замечаю, что верующим людям жить легче, чем неверующим («Бог помогает»), и они твёрже, терпеливее («На всё воля божья», «Бог терпел и нам велел»). В письме А. И. Солженицыну в ноябре 1962-го Варлам Шаламов писал: «За двадцать лет, что я провёл в лагерях и около них, я пришёл к твёрдому выводу, …что если в лагере и были люди, которые, несмотря на все ужасы, голод, побои, непосильную работу сохраняли и сохранили неизменно человеческие черты, — это сектанты и вообще религиозники, включая и православных попов. Конечно, были отдельные хорошие люди и из других групп населения, но это были только одиночки…»