– Ну вот что, – резюмировала доктор, – только врожденная интеллигентность и страшной силы душевная доброта не позволяют мне послать вас дальше кабинета судебно-психиатрической экспертизы. Но и ближе тоже никак не получится.
Завели на даче живность, теперь невольно постигаем тонкости зоопсихологии. И психопатологии. Уже обнаружились курица-психопатка, утка-дебилка и гусь-нарцисс. И только кролики удивительно милы.
Премию на бочку!
Спроси меня: за что казнили гения?
За что пророк по шее получил?
Зачем прогресс дорос до изумления,
Но ничему людей не научил?
Вопросы. Пациенты задают их постоянно. Самые разные. Многие из них привычны, а ответы на них не менее предсказуемы и типичны, чем коленный рефлекс. Или кремастерный[107] – до чего дотянешься. Абсолютным лидером в любом отделении (кроме отделения неврозов) всегда был вопрос: «Когда меня выпишут?» Много вопросов задается о причинах болезни и о том, сколько она продлится и чего от нее можно ожидать. А порой бывают сногсшибательные вопросы, просто из главного калибра и в упор. На такие шаблонных ответов не бывает, спасает только искусство импровизации.
Эта история произошла много лет назад, когда я работал ординатором в женском отделении. Марина (пусть ее будут звать так) была там не то чтобы завсегдатаем, но все же попадала на лечение с завидной регулярностью – по два-три раза в год – и лечилась подолгу, всякий раз не меньше двух месяцев. Начиналось все каждый раз однотипно: сначала соавторство с лечащим врачом в отношении назначений, потом твердая убежденность, что вот на этот раз болезнь сложила лапки и накрылась мраморной плитой, потом напряженное затишье и первые ночи без сна и наконец – пара дней охоты на родню, когда тщедушная девчушка расшвыривала родственников, как кегли, роняла и ломала ставшую вдруг такой хрупкой мебель, и даже спецбригаде приходилось туго.
Вот и в этот раз она была доставлена в глубокой печали и коконе из фланелевых жгутов, раздавая направо и налево меткие плевки и обидные эпитеты. Новообретенные соседки из наблюдательной палаты сунулись было полюбопытствовать, кто это тут такой молодой да горластый, но тут же узнали о себе так много нового и с такими лингвистическими излишествами, что фиксировать к кроватям пришлось поголовно всех – а то как бы чего не вышло.
На следующий день Марина была уже на удивление спокойна и тиха, и я решил с ней побеседовать, чтобы узнать, что же на сей раз стало причиной ее поступления. Если не знать, что творилось накануне, можно было бы возмутиться – что такая тихая, застенчивая, воспитанная девушка делает в остром психотическом отделении? Конфликт с родителями и старшей сестрой? Так ведь как не конфликтовать: не дают слова высказать, попрекают тем, что больна, опекают, как маленькую! Тут любой взбунтуется! Хотела пойти в институт – не пустили. Нет, не поступать. Вот еще глупости! Что, сказать правду? А вы к ней готовы? Или как мама с папой – будете руками махать и таблетки в суп крошить? Ну ладно, я предупредила…
– Сукразит знаете? Заменитель сахара такой. Слышали? – тихо спросила Марина.
– Слышал.
– Ну, вот. – Многозначительная пауза.
– Что – вот?
– Вы что, не понимаете? – Градус доверия ко мне как специалисту, гражданину и просто человеку резко упал.
– Марина, я слышал про сукразит. Даже пробовал. Что я еще должен о нем знать?
– А знаете, кто его изобрел? – Лукавый взгляд, словно подбадривающий: «Ну же, доктор! Проведи уже реанимацию своей эрудиции!»
– Неужто?..
– Правильно, доктор! Вы не так уж безнадежно тупы!
– Ну, спасибо, дорогая.
– Постойте, я вам сейчас такое скажу – вы ох… э-э-э… в общем, сенсация!
– Хорошо, я уже морально подготовился. Давай, жги напалмом.
– На самом деле сукразит – это лекарство от рака.
– Убила, Марина. К такому повороту я не был готов. Как же он помогает от рака, хотел бы я знать?
– А хер его знает, – честно призналась Марина. – Вот вы скажите: вы знаете, как именно галоперидол убирает галлюцинации?
– Не знаю, – пришлось сознаться мне.
– А чего ко мне привязались? Он помогает – и этого достаточно! Я добилась, чтобы его пустили в продажу как заменитель сахара! Теперь его принимают миллионы людей! Профилактика в мировом масштабе! Каково?
– Грандиозно.
– Правда? – недоверчиво сощурилась Марина: а вдруг доктор смеется?
– Правда. Я впечатлен. А Нобелевский комитет в курсе?
– Я им письмо написала. Уже давно.
– Ну, раз давно, значит, письмо уже получили.
– Вы так думаете? В таком случае у меня к вам несколько вопросов.
– Спрашивай, Марина, постараюсь ответить.