Записки психиатра

– Я, собственно, вот о чем хочу спросить. – Марина подошла ко мне вплотную и уперла руки в боки. – ГДЕ МОЯ НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ??? И КАКОГО ЛЯДА Я ВООБЩЕ БОЛТАЮСЬ ТУТ, КОГДА МЕНЯ ЖДУТ В СТОКГОЛЬМЕ???

– Погоди-ка, – мне пришлось соображать очень быстро, – а что именно ты написала в письме?

– Дайте-ка вспомнить… А! «Уважаемые члены Нобелевского комитета! Сукразит – это лекарство от рака. Мне это абсолютно точно известно. Можете проверить. Ваша Марина». Ну, и обратный адрес, конечно.

– Вот оно! Марина, ты забыла указать формулу сукразита.

– Бли-ин! И что, без формулы никак?

– Нет, дорогая. Так что придется вспоминать. Ну и лечиться тоже, а то уж больно шустро ты шкафы дома роняешь. А ну как на церемонии вручения критики нарисуются – ты ж им головы поотвинтишь и в ковровую дорожку завернешь, а у России и так с имиджем проблемы!

Ура! Моя пациентка с шизофренией сдала все зачеты и допущена к сессии. Умничка. Все же смогла после академа найти в себе силы и не просто проходить последний курс, но и без задолженностей выйти к последним экзаменам. А ведь обострение полтора года назад было сильнейшим.

Всё сначала!

Говорят, будто чем больше власти сосредоточено в руках человека, тем меньше у него развито чувство юмора – мол, то ли атрофируется, то ли пугается и прячется. Это не совсем так, к счастью. Все же есть среди власть предержащих ценители хорошей шутки и любители посмеяться, и это не то чтобы создает уверенность в завтрашнем дне, но все же дарит некоторую надежду, что мир не рухнет. Почему? Все просто: абсолютная власть, предположительно, у кого? Правильно. Такая сущность, и без чувства юмора – нет, увольте, отказываюсь даже представлять. Ты ему анекдот на клерикальную тему, а он тебе – пару сотен лет инфернального режима…

Эту историю рассказал мой друг Александр Алексеевич. Поскольку он заведует отделением судебно-психиатрической экспертизы, в суде ему приходится бывать довольно часто. В этот раз его вызвали, чтобы он мог перевести заключение экспертизы с русского медицинского на русский разговорный, по возможности избежав выражений, которые, несмотря на сочность, меткость и образность, не смогут войти в протокол заседания.

Речь зашла о том, что можно считать бредом, а что нет, и что такое бред вообще. Александр Алексеевич был красноречив. Александр Алексеевич был остроумен. Александр Алексеевич объяснил все настолько легко, доступно и разложив по полочкам, что предмет спонтанной лекции стал ближе и понятнее даже ему самому. В зале суда был слышен только его голос. Слушала судья, слушала прокурор, слушал подсудимый, он же подэкспертный, а также его родня и конвой. И даже секретарь собрания, миловидная юная барышня с кукольным личиком, перестала печатать, приоткрыла ротик и изволила кушать доктора глазами. В принципе, при желании можно было переходить к процедуре углубления гипнотического транса и начинать заниматься целебным внушением, но такой задачи не было, и потому Александр Алексеевич закончил изложение и сказал судье, что у него по сути вопроса все, вуаля.

Первой из транса вынырнула секретарь. Тут необходимо сделать небольшое отступление и описать эту девушку чуть подробнее. Скорее всего, она замещала другую девушку-секретаря, которая постоянно работала с этой судьей, но то ли ушла в отпуск, то ли взяла отгул. Почему? Да потому, что дресс-код этой юной дамы был явно заточен под начальника-мужчину и имел целью ласкать взор и поддерживать должный жизненный тонус и гормональный уровень: топик с декольте по самую хара (плюс-минус один цунь), мини-юбка, больше напоминающая широкий пояс, колготки в сеточку с гипнотическими узорами, и на два взмаха мизерикордией – десятисантиметровые шпильки и ногти для удаленного доступа к клавиатуре (тот же цунь, а может, полтора).

Судья от секретаря была не в восторге и всячески показывала, что они тут не вместе, зато девушка, обладая железобетонной уверенностью в себе, помноженной на деликатность стенобитного орудия, вовсю командовала заседанием, шикая на подсудимого и адвоката, рассаживая всех по местам и тасуя уже рассаженных, если вдруг показалось не фэншуйно. Забыла она о своих обязанностях только на время речи Александра Алексеевича, но по окончании доклада вновь включилась, причем подкорка успела первой.

– А можно повторить все сначала, а то я не успела за вами напечатать? – спросила она и сделала хлоп-хлоп ресничищами.