Записки раздолбая или мир для его сиятельства

— Да я это! Я! — лепетал мой слуга, над которым сгустились тучи в виде пудовых кулаков Бьёрна, готовых обрушиться на его черепушку. — Всего лишь я!

— Хвост есть? — спросил я.

— Кто? — Ансельмо и отроки повернули ко мне головы.

— За тобой следили? — перевёл я.

— А как же. — Кивок. — Остались на площади. К дому не пошли.

— В патио его. Быстро! — скомандовал я, и Бьёрн поволок сопротивляющегося бедолагу, не спрашивая его мнения. Пару раз его нечаянно «уронил», и даже несильно пнул по рёбрам.

— Ну и где мы всю ночь шаблались? — нехорошо улыбался я, поигрывая огоньком, словно перекидывая огненный шар с ладони на ладонь. Поначалу это кажется сложным, но если наловчишься, то терпимо. Это не шар катается, а пробой в пространстве, но остальным кажется именно так. Красиво в общем! Даже отроки прониклись. А уж как Ансельмо проникся… Белый, как сама смерть стоял. Только что в штаны не наложил. Хотя может и наложил, я не нюхал.

— Так я это… — начал на ходу что-то сочинять, но я резко рявкнул:

— Правду говори, гнида! Я вижу, когда ты лжёшь!

— Не бейте! Только не бейте старого Ансельмо! — кинулся тот в ноги, заливаясь искренними горькими слезами. Он-то старый?

— Ну? — Мой окрик поддержал Бьёрн, несильно пнув бедолагу ногой.

— Я понял, что вас могут попытаться убить, ваше сиятельство! — залепетал тот, и сразу правду-матку. Что испуг животворящий делает. — А значит и всех остальных убьют, кто был с вами — чтобы… Никто ничего не смог никому рассказать. Так надёжнее.

Угу. Слова «зачистка» тут не знают, но смысл понимают.

— Ну? — продолжал давить я взглядом, наливаясь ненавистью к этому выродку.

— И я… Решил бежать… — еле слышно, но всё же слышно зашептал он. — Нет, не думайте, не совсем. Домой, в замок. И служил бы следующему хозяину, как служил вашему отцу и вам.

Я не удержался и зарядил ему под дых с ноги. Не сильно — убью нафиг, а он может ещё пригодиться. Но больно.

— Почему не предупредил, гнида? — со всей мочи заорал я, стараясь не сорваться. Перед глазами заплясали всполохи адского пламени безумия.

— Так как же. Вы же сами пошли с той демоницей… — лепетал он. — А потом стало поздно. Я вначале хотел, но когда подошёл… Вы были не в духе. Выскочили из «Сийены», палили стену, всем доказывая, что они правы, вы и есть граф. Крича этим: «Вот он я, убивайте!» И вокруг были ЭТИ…

— …А потом она увела вас внутрь, — закончил он. — Эта демон в женском обличье. И я понял, что Ансельмо вас уже не спасти. Кто я, простой крепостной слуга! Да вы сами меня распнёте, если я заикнусь в присутствии сеньориты, что она вас… Хочет того… — Провёл ладонью по горлу.

Хрум! А это я саданул кулаком по балке, поддерживающей одну из террас патио. Балка была толстой, деревянной — ствол какого-то дерева. Было больно. Но боль отрезвила.

— И Ансельмо решил бежать, — продолжил он повествование. — Свою жизнь он ещё мог спасти, но, к сожалению только её.

— Ты мог остаться! Ты мог… Предупредить после! — ревел я, борясь с цунами из гнева.

— А вы бы меня слушали?

— Но ты мог… Господи, но хоть что-то ты мог! Да хоть помочь отбиться, когда на нас напали!

— Я не воин, ваша светлость! — с гордостью ответил придурок.

— Ты трус. Несчастный трус, предавший хозяина! Оставивший его на смерть, на растерзание! — накручивал я сам себя, хотя видит бог, не специально. — Это из-за тебя, сука, убили Марка, а Тит в отключке, и непонятно, выживет ли!

Пинок. Сапогом под дых. Ансельмо упал, взвыл. Перевалился набок. Я поддал ему и по рёбрам.

— Из-за тебя, тварь! Всё из-за тебя!

— Я не воин! Ансельмо не воин! — вопил тот, как резанная свинья, но мне не было его жалко. — Я теперь вообще больше не человек! Зачем мне умирать, если хозяин и так обречён, и сам себя обрекает всё больше и больше! Я буду служить новому, следующему хозяину, более умному, не попадающему в сети дьяволицам!

— Ах ты ж…

Потом я бил его кулаками. По лицу. Он не сопротивлялся — не имел права сопротивляться, и это заводило. Перед глазами стояла кровавая пелена. Я… Был спокоен, каменно спокоен, и понимал, что вот сейчас, ещё несколько ударов, и убью урода. Который не предупредил, хотя мог. Из-за трусости. Малодушия…

…Очнулся от ощущения двух крепких тяжёлых тел на своей тушке. Я лежал на земле, и меня к оной земле нещадно давили, не давая делать лишних движений.

— Успокоился? — спросил в лицо Сигизмунд. — Алё, граф! Успокоился?

«Алё». Это я так окрикивал кого бы то ни было в дороге. Уже подхватили. Самым наиестественным образом, не понимая изначального смысла слова.

— Д-да… — прошептал я. — Встаньте.

Бьёрн и Лавр поднялись, отпустив. Я сел, привалился к балке спиной.

— Это безумие. Последствие дара, — произнёс Сигизмунд, считая нужным донести до меня оправдания. — Прости, Рикардо, но мы будем отчитываться перед тобой-тобой, а не как сейчас.

— Понял. — Я скупо кивнул. — Не злюсь. — Я злился, но им это лучше не демонстрировать открыто. Они делают что можно, чтоб защитить меня. Кровавая пелена безумия… Я действительно был в шаге от того, чтобы прикончить предателя. И дело не в нём, а в том, что могу не остановиться. И это самое страшное.