Записки раздолбая, или Мир для его сиятельства

— Мам, это моё дело! Я задобался по десять часов въёбывать и ходить голодным с больной спиной! Хватило этой недели! И всё ради каких-то тридцати пяти штук?

— Ром, мы уже проходили это! И ты сказал, что готов к любой работе! И Павел тебе её предложил, как жест последней надежды! Что, опять всё заново?

Бешенство начало отпускать. Продышавшись, как можно более спокойно ответил:

— Мам, я разберусь.

— К Павлу, как поняла, не выйдешь?

— Нет, не выйду. С понедельника займусь собеседованиями. Я на испытательном сроке, ничего страшного.

— Ром!.. — Мама помолчала. Осуждение в её голосе можно было резать ножом. Но она тоже знала, всё бесполезно.

Говорили мы ещё минут десять, перескочив с опасной темы на быт. Как они там с отцом, как сестрёнка.

У них всё нормально. Это я, долдон, долбаюсь тут, в этой грёбанной Москве. И ведь не могу назад откатить! Не вернусь! Буду плесень хлебную жрать и в клоповнике спать (если отсюда выгонят), но назад не поеду. Стыдно. Слишком хорошо оттуда уехал, всем рассказав, где видел этот затхлый городишко.

Городишко затхлый. И с работой конкретные напряги. И платят сущие гроши. Но гроши — платят. И работать можно не так, как здесь, в гораздо более щадящем режиме. Но главное — рядом дом. СВОЙ дом, где ты родился и вырос. Рядом родные, мама, сестра, отец. Если у тебя нет денег — есть дача, собственная картоха, предки её до сих пор сажают, хотя не девяностые, последний хер давным-давно не доедаем. Там нельзя жить припеваючи, но ВЫЖИТЬ — в лёгкую.

Я не привык жаловаться. Жалуются слабаки. Потому, наверное, просто буду перечислять, без эмоции и давления на скупую слезу.

Вначале, как приехал, работал менеджером по продажам. Естественно, никаких особых продаж у меня не получилось, и через два месяца шеф попросил выйти из здания и закрыть за собой дверь с внешней стороны. Я тогда громко матерился — где видал их фирму и их продажи! Тогда казалось, мир полон чудес, все только и ждут, чтоб осчастливить Рому работой и благополучием, в придорожных кустах летают маленькие феи, а единороги с шестнадцатиэтажек какают радугой.

Через месяц бесплодных скитаний, отчаявшийся, пошёл работать туда, куда брали. Месить ацетон. Бодяжить его с водой и разной химией и подавать на розлив под видом жидкости для снятия лака. Без респиратора, без спецодежды — без ничего.

После первой недели пошёл в «Восток-сервис», он как раз рядом с метро стоит, и за свои деньги купил респиратор. А то бы совсем каюк был. Помогло, но не спасло. И проработав там три месяца, свалил, обматерив перед уходом мастера. Задолбало! И ни разу не жалею, что свалил. Здоровье дороже.

Потом…

Потом началась чехарда. Что-то около десяти работ, где задерживался от месяца до трёх. И все — с плачевным результатом.

Со склада электроники попёрли за то, что чуть рохлу на ногу коллеге не опустил. Мужики меня тогда отпиздить хотели, так что легко отделался. Остальные работы — сам. Всё не то, всё не так! Единственным светлым запоминающимся пятном была моя самая яркая работа… Лунтиком. В костюме Лунтика раздавал у метро листовки. Малышня радовалась, фотографировалась со мной, и мне было хорошо. И так все пять рабочих дней. И даже то, что потом меня с деньгами «кинули»… Да, обидно было. Но положительные эмоции смягчали этот прискорбный факт. Отвечаю, я, Рома Наумов, считаю работу Лунтиком — своим самым позитивным достижением в этом грёбанном городе!

Кажется, досмотрев сериал, я задремал — что неудивительно с такой выкладкой. Разбудил звонок в дверь. Поматюкавшись про себя, встал, и, борясь с ломотой в мышцах, почапал открывать.

Ну, и кто мог сомневаться! Колян!

— Здорово, бро! — только и осталось сил помахать ему рукой.

— Здорово, Лунтик! — Зараза, так и приклеил ко мне это погоняло. Сука, я его когда-нибудь задушу. — Мы тут мимо шли и решили до тебя зайти. Ты как, примешь гостей?

— Мы? — Я выглянул в коридор и оглядел площадку. Никого. Выше и ниже — тоже тихо. Можно было бы теоретически ждать, что там стоят и ждут вердикта Коляна какие-нибудь приглашённые девочки — Колян знаком со множеством красивых подруг с не особо тяжёлыми моральными императивами, но нет, там точно никого не было.

— Мы. Я и две бутылки водки. — Он тряхнул пакетом, который держал, и в нём зазвенело стекло.

— Заходите! — открыл я дверь пошире и посторонился.

— Ка-а-зёл он! Па-ас-к-куда! — рассказывал я Коляну о дяде Паше. — Да йа его!..

Конечно, я был неправ. Но мне надо было назначить кого-то виновным, чтобы ненавидеть. Когда ненавидишь, легче пережить душевную боль, а персонификация ненависти — вообще классика. — Я, п-пнимаешь! А он!

— Да-да! — Колян, тоже готовый, кивал головой, но ему было по барабану, что я говорю.

Пили мы, как полагается, с нормальной посуды. Но ввиду отсутствия закуси, запивали водку холодным сладким чаем. Ощущения наиотвратительнейшие, но за неимением альтернативы…