Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб

Но зато это увидят все остальные, а бесстрастный глазок видеокамеры запечатлеет все на видеокассете. Старикувсе равно это покажут, и тогда уже Лич Макото войдет в покои своего бывшего учителя не как ближний ученик, а как будущий преемник. Никаких сомнений у Макото сейчас в этом не было.

Макото вышел на площадку, сделал ритуальный поклон в сторону жюри, судей на площадке, сопернику и замер. Его неизвестный соперник проделал то же. Прозвучала команда – «Хаджиме!»,то есть начинайте!

Оба соперника, не торопясь, приблизились друг к другу. Мастер-тень несколько отклонил назад корпус, и Макото, опережая его готовящуюся атаку, сам провел серию атакующих движений. Один из ударов достал неизвестного мастера в грудь, но тот ловко обкатал удар, и кулак Лича провалился в пустоту. Макото чуть подался вперед, подчиняясь инерции, и тут же почувствовал, что его запястье схвачено сильной рукой противника, а тело, влекомое неведомой силой, продолжает двигаться вперед. Попав на контрприем, Макото не удивился – он знал, когда надо произвести контратаку и поразить своего ловкого противника или в случае невозможности контратаки просто ускользнуть из почти уже захлопнувшейся ловушки.

Но неожиданно хлесткий удар в голову сбоку оглушил Макото в тот момент, когда он начал свое контрдвижение. Одновременно с этим кисть его руки вдруг изменила направление и, подчиняясь боли, Лич, описав дугу, полетел на пол. Он сгруппировался, чтобы встать на ноги, а не упасть на бок, намереваясь вновь атаковать соперника. Но повторный удар, теперь в спину, встретил его в полете, сбил движение и дыхание. Макото приземлился не на ступни ног, а на одно колено, которое подвернулось от мгновенного хлесткого удара.

Он сам резко выбросил в сторону соперника ногу, но не достал его. А боль в кисти уже перешла на локоть и плечо и, развернув его на живот, прижала к полу площадки. Суставы хрустели – уйти от захвата было невозможно, а сопротивляться бесполезно – при малейшем движении боль придавливала тело вниз, к полу зала. Лич не сдавался. Боль распространилась на область лопатки, перешла на боковую поверхность груди, потекла по спине к позвоночнику, словно на спину вылили расплавленный воск. Боль пронзила позвоночник и через шею передалась к затылку. «Все!» – понял Лич и, чтобы не потерять сознание, дважды хлопнув по паркету площадки, тихо произнес: «Маитта! Сдаюсь!»

Боль отпускала медленно. Лич поднялся с пола, поклонился своему сопернику, судьям, сошел с площадки и уже хотел идти в раздевалку, как вдруг зал взорвался громом аплодисментов, возгласов недоумения и восторга. Макото обернулся, и все поплыло у него перед глазами: на площадке в лучах юпитеров стоял Сигиеси Сегути, тот самый «старик Сигиеси», которому Лич хотел доказать свое превосходство. Так значит, болезнь Сегути была лишь поводом для того, чтобы в качестве мастера-тени принять участие в турнире, возможно, последнем турнире в жизни старого наставника. И вот он, «старик», одержал победу над ним, над Макото, доказав всем, на что способен настоящий мастер старше семидесяти лет.

Лич не слышал оживления, воцарившегося в зале, он почти бегом покинул здание комплекса боевых искусств и, доехав до гостиницы, заперся в своем роскошном номере, в котором все теперь раздражало. Лич без сил опустился в кресло, бросив сумку с формой на пол. Сидя в кресле, он дотянулся до бара, вытащил первую попавшуюся бутылку, открыл крышку, плеснул в высокий бокал немного зеленоватой жидкости, почти залпом выпил. Но крепкой алкоголь не принес ожидаемого расслабления, а вызвал приступ ярости.

Как он мог проиграть этому добренькому старичку с непреклонной волей и умением, не сопротивляясь, добиваться своего? Старичку, учившему его подчиняться этим нелепым законам средневековой доблести? За океаном Лич понял, какая это чепуха, быть вежливым, уступчивым, внимательным, предупредительным, добрым. Жизнь в Америке учила его добивать упавшего, отталкивать соседа, достигать своей цели с помощью силы, идти напролом и до конца, невзирая на число растоптанных судеб. Жизнь жестока, а этот старик с самого его детства твердил ему о чистоте и духовном содержании карате и других Будо-искусств. Он так ничего и не понял в жизни!

Лич сделал еще один глоток крепкого, обжигающего внутри напитка. Мысли путались, ему никак не удавалось сосредоточиться. Но что-то темное и бесформенное начало подниматься из глубин его подсознания, приближаясь к нему, как страшилище в детском сне. «Смерть!» – внезапно озарило Лича.

Смерть его идей, замыслов, планов, надежд! Новый приступ ярости подбросил его на кресле. К горлу подкатил комок, дышать стало тяжело. Тягучая дурнота облаком окутала Макото с головы до ног.