Записки разведчика

Из дальнейшего разговора я узнал обо всем перевитом Сашей. К концу декабря Саша окреп и сразу же, как встал на ноги, разыскал партизанский отряд. Его зачислили в ряды народных мстителей.

Не прошло и двух недель со дня прибытия в отряд, а он успел принять участие в нескольких боях. В январе сорок, второго года во время боя в селе Варгол, в Сашу метров с трех выстрелил полицай, и лишь случайность спасла сибиряка от смерти. Пуля попала в винтовку и отлетела в сторону. С особой гордостью Саша вспоминает веселовский бой – бой в селе Веселое, — где особенно проявились героизм и отвага его товарищей Степы Ефремова, Феди Горкунова и других. О своих подвигах он не любит говорить. Из его рассказа выходит, будто товарищи вели бой, а он только присутствовал при этом.

Вскоре мне пришлось лично убедиться в боевых качествах Саши. К моменту нашей встречи он был помощником командира роты. Но прежде чем дорасти до этой должности, он воевал рядовым партизаном, пулеметчиком, разведчиком, командиром отделения и взвода.

О боевых делах Тютерева с уважением отзывались партизаны, которые полюбили его за героизм и отвагу в бою, веселый нрав и простоту в обращении. Особым уважением он пользовался у комиссара отряда Руднева.

Я смотрел на Сашу и думал: сколько еще товарищей, которых мы считали погибшими или пропавшими без вести, самоотверженно сражаются с врагом в отрядах народных мстителей!

Многочисленны и извилисты фронтовые дороги, но и на них, среди сотен тысяч человек, люди находят друг друга. Одни, чтобы вновь расстаться, иногда навсегда, другие, подобно нам с Сашей, чтобы еще больше сдружиться и уже не расставаться до полной победы над врагом.

НОВОЕ НАЧАЛЬСТВО

Вскоре после возвращения в Брянские леса я получил указание полковника Павлова объединить группы свою и лейтенанта Гапоненко и поступить в распоряжение подполковника Вершигоры.

«Опять этот таинственный подполковник Вершигора, — подумал я. — Сколько раз уже приходилось о нем слышать?»

Известие об объединении обеих групп ребята встретили с радостью. Особенно радовался я: мы пополнялись хорошими разведчиками.

Неудачно сложилась судьба группы Гапоненко. Они вылетели в тыл врага вслед за нами и приземлились на том же аэродроме. Группе предстояло выйти в Курскую область и вести разведку в прифронтовом районе. Однако они были обнаружены в первые дни после выхода из лесов. По их следам устремился фашистский карательный отряд с собаками. Гапоненко резко менял направления, петлял по рощам, посевам и ручьям, стараясь сбить с толку немцев. Но это не помогло. В конце концов разведчики вынуждены были принять неравный бой. В бою был убит один разведчик и повреждена рация. Пришлось возвратиться в Брянские леса.

Разведку и диверсии Гапоненко вел из Брянского леса. Добытые данные передавал через командование партизанского отряда, а затем через Вершигору. Теперь нам предстояло действовать вместе.

…Разведчиков лейтенанта Гапоненко мы встретили далеко за лагерем.

– Здравствуйте, товарищи! Рад вас видеть целыми и невредимыми, — приветствовал я, обнимая поочередно товарищей.

– Здравствуйте, товарищ капитан, — говорит возмужавший и загорелый Коля Гапоненко. В его голосе появились басовитые нотки.

– Категорически приветствую и решительно выражаю свое удовлетворение встречей, — картинно рисуясь, произнес Илья Краснокутский, остряк и балагур.

Воспитанник детского дома, он вместе с комсомольцами Липецка добровольно ушел на фронт, отличался чрезмерной храбростью. Любил козырнуть всякими словечками, вроде «шманделка хлеба», «ковалек сала», «толковать» и другими. Несмотря на замечания товарищей, он не отказался от подобного жаргона. Илья где-то раздобыл соломенную шляпу – бриль – и сейчас красовался в ней. Гимнастерку ему заменяла полосатая куртка пижамы.

– Разрешите, Юрочка, пожать вашу драгоценную лапку, — нарочито вежливо говорит Володя Лапин, помощник лейтенанта Гапоненко, маленький блондинистый паренек, с рыжими веснушками не только на лице, но и на всем теле. Его узкие масляные глазки беспокойно бегают, как будто их обладатель провинился или собирается это сделать. За таким следи да следи, иначе заберется в чужой «огород». Он успел свою пилотку со звездочкой обменять на кубанку с красной лентой, которую носил лихо сдвинутой набекрень.

– Кого я вижу? — восклицает Рыбинский, направляясь к Землянке. — Антон Петрович, сколько лет, сколько зим!

Землянке в то время было лет двадцать пять. Среди разведчиков он выделялся молчаливостью и особой деловитостью. Такой семь раз отмерит, а раз отрежет.