Записки «ренегата»

Мой первый рейс – уже как ученого, а не как студента, состоялся в 1975 году с одним из двух моих будущих руководителей из Всесоюзного института рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО) – Борисом Георгиевичем Ивановым на борту бортового тральщика английской постройки под названием «Пеламида» (фото 8). Рейс проходил в западной части Берингова моря (позже перешли в Охотское), где мы делали донную траловую съемку – изучали распределение углохвостой и северной креветок, крабов и брюхоногих моллюсков – трубачей. Углохвостая креветка у мыса Наварин и у Корякского побережья образовывала плотные скопления – уловы достигали 10 тонн на получасовое траление! Но ее численность изменялась довольно сильно, и в дальнейшем я защитил по ней свою диссертацию, пытаясь понять ее миграции, питание, роль в экосистеме Берингова моря, и т. п. Рейс мне запомнился заходом в бухту Провидения, купанием в Охотском море при температуре +2–4 градуса, а также ночным «пробиванием» сквозь паковые льды, благо что корпус судна был клепаным и очень прочным! Потом было еще много экспедиций, как рядовым ученым, так и начальником рейса, о чем я и постараюсь поведать моему читателю, если еще не утомил его до смерти!

В 1978 году на борту научно-поискового судна (НПС) «Профессор Дерюгин» мы наводили на скопления креветок большие траулеры, работающие в этом районе. Благодаря этому было выловлено около 11 тыс. тонн углохвостой креветки, из которых, правда, 9 тыс. тонн протухли в трюмах судов-рефрижераторов, так как не был выдержан температурный режим. Руководил экспедицией Николай Алексеев, о котором речь ниже. Ловили помногу, выполняли план и морозили нежную креветку целиком так называемой «соломой», второпях. Из-за этого кое-кто из руководителей Дальрыбы получил «по шапке», но этим дело и ограничилось. На борту «Дерюгина» же у нас были технологи, которые пытались приспособить машинки для шелушения криля (мелкого антарктического рачка) для креветки. Это им не удалось, зато они разработали так называемые эжекторы, которые отрывали головогрудь (так называется – сорри) от хвоста креветки. И уже эти хвосты шли в заморозку, фасовались в виде небольших килограммовых брикетов. Это позволило избежать порчи креветок, так как раздавленные в головогруди креветок желудок и печень быстро приводили к почернению их мяса. После рейса несколько тонн этих брикетов были переданы на реализацию во владивостокский магазин «Океан», где их буквально в несколько дней расхватали домохозяйки! Колю Алексеева не наказали, и впоследствии я еще не раз встречал его на просторах северной части Тихого океана. Позже, в годы перестройки, он как-то умудрился получить в аренду два новых супертраулера, построенных в Николаеве: «Восточное окно 1» и «Восточное окно 2». И увел их к южной Африке ловить ставриду. Я совсем забыл его, но много позже в Австралии меня спросили: «Может ли рыбацкое судно называться “Окно”»? И я вспомнил о Коле – оказалось, он переехал в Намибию и там следы его теряются… Говорят, он закончил свою жизнь охранником автостоянки, превратности судьбы!

Во время одного из моих шестимесячных рейсов на мощном траулере «Мыс Бабушкина», практически без заходов в наши и иностранные порты (мы только брали воду в бухте Русской с ее удивительными снежниками на Камчатке), мы работали на свале глубин у берегов Японии и в районе подводного Императорского хребта. Рейс был тяжелый как по погодным условиям, так и по психологической атмосфере, царившей на борту. Для понимания, ситуацию хорошо отражает один из любимых мною анекдотов:

Мужчина все время ходил в один и тот же общественный туалет в центре города, и там постоянно работала уборщица – баба Маня. А потом она исчезла. А через некоторое время он обнаружил ее в другом туалете, на отшибе.

– Баба Маня, ты что тут делаешь? Почему тут?

– Пришлось уйти, милок – там такие интриги, такие интриги!

К концу рейса количество доносов, разборок, склок достигло внушительных пределов. Я жил в каюте с приятелем, который в конце рейса стал почти моим врагом после того, как выбросил мои научные материалы – маленькие пенициллиновые бутылочки с неописанными еще наукой личинками креветок – за борт. И все потому, что они мешали ему вести заготовки «для дома, для семьи» печени трески, которую многие закатывали в большие стеклянные банки! Не способствовал дружеским отношениям и наш конфликт по поводу климата в каюте. Он включал обогрев на ночь «на всю катушку», укрываясь с головой. Я, одурев от жары, ночью вставал и выключал отопление и открывал иллюминатор, утром обнаруживал задраенный наглухо иллюминатор, включенную печку и товарища, накрытого с головой верблюжьим одеялом.