Записки ровесника

Я еще постоял, потом побрел потихоньку дальше, по своему маршруту. Время от времени останавливался, оглядывался, прислушивался. Пистолет так и держал в руке. На каждый шорох, особенно справа, резко включал фонарь. Один раз обнаружил кошку.

Только свернув с этой улицы, я успокоился немного. Сердце перестало колотиться; вспотевшая было спина тоже приблизилась к норме.

Тогда я ускорил шаги.

После выстрела я снова ощутил себя на войне. Разнеженность, понемногу завладевавшая мною весь день — с утра, когда я, уезжая из части, переложил ответственность на помкомвзвода, после посещения Петросяна, после встречи с Гришей и дружеской беседы с комсомольцами, — разнеженность и благодушие вмиг испарились.

Очередное задание было — дойти! А от кого задание получено… что за разница? Дойти надо было, добраться, что бы по дороге со мной ни произошло — вот почему я дальше двигался уже не вразвалочку, не прогулочным шажком, а так, как привык за три года ходить по опасным участкам линии — собранный, готовый к любой неожиданности.

Существенная разница: на линии я, как правило, бывал не один, командир отделения или кто-нибудь из солдат сопровождали меня, чтобы на месте устранить обнаруженное повреждение, а тут…

«А ля гэр ком а ля гэр» — лезла в голову французская поговорка, единственное, кажется, что осталось от занятий этим звучным языком на первом курсе — я же Францией собирался заниматься, не какой-нибудь другой страной, Францией второй половины восемнадцатого века. Еще парочку изречений, заученных специально, чтобы щегольнуть при случае, я давно позабыл — за ненадобностью. А это годилось и на фронте, и еще как годилось:

«На войне как на войне»…

Итак, я не просто топал в гости. Я выполнял задание и привычно рисковал собой при этом. А раз привычно, то вовсе не страшно…

Все стало на место. Не помешал бы автоматик, что и говорить, очень не помешал бы…

Привыкнув ориентироваться на местности, я с помощью волшебной бумажки четко сворачивал всюду, где было нужно, и вскоре добрался наконец до желанной улицы.

Отыскать дом не составило труда. Невелик был, стоял отдельно, как я и предполагал.

Ни огонька, ни звука.

Ступеньки, ниша, в нише — дверь.

Быстренько, но с привычной тщательностью я привел себя в порядок и нажал кнопку звонка.

Никакого эффекта.

Еще раз нажал, пообстоятельнее; то же.

Тогда я сообразил, что сюда, может быть, не подается еще электричество. Постучал, и дверь почти сразу же отворилась.

На пороге стоял мужчина моего роста, крепкий, широкий в плечах. Лица его я не видел: в прихожей было темно, а слабый луч света из комнаты едва достигал его ног.

И все же я знал почему-то, что мужчина смотрит на меня выжидающе, спокойно, без страха; намек на недоумение содержался, пожалуй, в линии обтянутых свитером плеч.

Так это было или нет, проверить я не мог — не освещать же лицо хозяина фонариком. Многие мои товарищи так и поступили бы, вероятно, да и я сам — в другой ситуации. Миндальничать тоже особенно ни к чему. Твердость никогда не мешает, все должно быть ясно, прежде всего ясно. Но здесь я был только гостем, и мне было чертовски важно обозначить и даже подчеркнуть это с самого начала.

Не завоевателем — гостем; никакого права войти в дом без приглашения у меня не было.

Хорошо, догадался застегнуть кобуру пистолета. Правда, фигура у хозяина мощная, но…

Я назвал ее имя.

Мужчина отрицательно качнул головой, сказал что-то по-латышски и не шевельнулся при этом.

Я развел руками.

— Нету, — перевел мужчина сам себя; кажется, он улыбнулся, или померещилось в темноте? Что-то ему явно известно… Скорее всего, Виа предупредила, что может внезапно появиться некий долговязый сержант…

Из дальнейших русских фраз, не слишком стройных, но в общих чертах понятных, выяснилось, что несколько дней в неделю Виктория занимается по вечерам, и тогда часто остается ночевать у подруги.

— За рекой, — хозяин даже рукой махнул в ту сторону, для убедительности.

— А сегодня?

Сегодня?.. Кто его знает… Судя по тому, что время позднее… можно предположить…

Я был в отчаянии, задание выполнил — ее разыскал. Но, как оказалось, выполнил наполовину. Что делать? Ждать ее? Сколько? Где? На темной улице?

В душе я был готов даже к тому, чтобы проторчать где-нибудь поблизости хоть до рассвета. Только — морозно. А что, если она появится завтра вечером?

С другой стороны, и найти ее в городе я не мог: дядя или не знал адреса подруги, или не горел желанием давать его.

Я вновь развел руками, собираясь извиниться и исчезнуть во тьме, как вдруг мужчина шагнул в сторону и произнес:

— Пошалуйте, милостифо просим.

В соединении с латышским акцентом этот старинный оборот звучал в подобной ситуации вдвойне комично. Откуда дядя его выкопал? Сам, еще мальчиком, выучил или перенял от кого-нибудь постарше, кто владел русским языком?..

Я безумно обрадовался. Еле сдержался, чтобы не одолеть дверной проем одним прыжком.

Поблагодарил, вошел степенно.