Читаем Записки «Русского Азиата». Русские в Туркестане и в постсоветской России полностью

В русле событий, известных по фильму «Холодное лето пятьдесят третьего» — о последствиях массовой амнистии уголовников из учреждений ГУЛАГа, в лексикон нарынских пацанов активно внедрялся блатной сленг. Кстати, в наше время к «пацанам» относились подростки не старше четырнадцати-пятнадцати лет, и наш сленг был куда безобидней открытого мата «больного позднего потомства». До сих пор в памяти некоторые «выражения»: хули – что?; мильтон, легавый – милиционер; духариться — вести себя вызывающе, провоцировать; дать мандюлей — наказать, избить; дать пендаля – пнуть; бубон — прыщ; башка, калган – голова; хлюзда — спорщик; подлиза — подхалим; бздун — трус; хавать — кушать; балакать – говорить, болтать; стырить - украсть; заныкать — спрятать; шухарить — хулиганить; тикать – убегать; кусочник — мелочный, ненадежный, продажный; тухта – враньё или выдумка; с понтом – делая вид; курочить – ломать; шкодный – странный, смешной; струхнуть – испугаться, гандон — крайняя степень оскорбления; лярва, подстилка – женщина лёгкого поведения и так далее.

«Хули ты духаришься? Хочешь мандюлей получить? Давай выйдем!». Именно так, в честной драке один на один, решались многие проблемы, возникавшие в нашей среде. Поводов для кулачных поединков было предостаточно! Мы выясняли отношения из-за девчонок, доказывали свое физическое превосходство, защищали свою честь и достоинство, как это понимали, «учили» подлиз и сексотов. Отказаться от вызова означало прослыть «бздуном». Помню, что я часто дрался, в том числе и из-за Людочки Братишко – моей первой платонической любви. Увы! Людочка не оценила мои «рыцарские» качества.

За школой, в дальнем углу областной больницы, среди деревьев была удобная площадка. Здесь и проходили наши «разборки». О том, что после уроков предстоит драка, становилось известно всем, кроме учителей. Болельщики окружали площадку, в круг выходили участники поединка, назначался рефери, как в боксе. Драка, по нашим правилам, была кулачным поединком без участи ног. Длилась она до первой крови, но могла продолжаться и дальше, если тот, у кого появлялась кровь, настаивал на этом. Тогда решение продолжить или остановить драку принимал рефери с учетом мнения болельщиков. Городские «разборки» взрослых парней проходили за тыльной стороной единственного в городе кинотеатра «Сон-Куль», но неписаные правила были одинаковыми везде и для всех. Часто после драки в знак взаимного примирения соперники обменивались рукопожатием. Не помню случая, чтобы несколько человек избили одного. Это стало бы позором для них.

Из школьной жизни памятен и такой случай. На одном из уроков наша классная руководительница безапелляционным тоном объявила о решении школьного педсовета: в трехдневный срок всем ученикам до седьмого класса включительно подстричься наголо. Объяснить причину такого решения она не сочла нужным, хотя мы догадывались — в школе обнаружен педикулез, а учителя в борьбе с этим нередким явлением опять перегибают палку. Мы были возмущены этой «поголовщиной», попирающей нашу индивидуальность и достоинство, поэтому через два дня стриженных «под Котовского» в классе почти не было. Тогда «классная» пригрозила, что сама выстрижет ножницами волосы тому, кто на следующий день придет в школу с шевелюрой.

- Принесите завтра ножницы! — обратилась она к «примерным ученикам». На следующий день большинство мальчишек были подстрижены. Но некоторые, в том числе и я, продолжали упорствовать. Появилась «классная», окинула взглядом класс:

- Кто принес ножницы? - спросила она. И вдруг, поднимается стриженый дылда - переросток и, с кривой улыбкой протягивает ей ножницы. Она взяла, подошла к первому из чубатых, и выстригла у него на макушке несколько пучков волос. Затем объявила:

- Тот, кто сегодня не подстрижется, завтра в школу без родителей не приходите! Пацан, которого обкорнали «классная», сидел за партой красный от обиды, унижения и чуть не плакал.

На перемене мы предупредили дылду :

- После уроков пойдешь с нами!».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия