В Нарыне я вращался в хулиганской среде, учился так себе, часто пропускал уроки. А здесь, в Кара-Су, меня сразу поразила непривычно пристойная обстановка. Как-то во время урока я достал складной нож довольно приличных размеров, раскрыл лезвие под девяносто градусов и предложил сидящему впереди однокласснику раскрыть его вытянутым пальцем. Тот недолго думая надавил пальцем на основание лезвия. Нож резко раскрылся, а палец, как это неизбежно происходит в таких случаях, по инерции попал на лезвие. Кровь брызнула струей. От неожиданности я обомлел, затем схватился за голову: - куда я попал?!
В Нарыне каждый пацан знал - чем заканчивается этот «фокус», а тут… Моему однокласснику в медпункте срочно сделали перевязку, а я не знал - как загладить перед ним вину! Пришлось менять привычки. Два с половиной года учёбы в этой школе, и я забыл о хулиганстве и стал совершенно другим человеком, образно выражаясь «поменял кожу». Учёба и спорт стали моими приоритетами. Правда, сказалось отставание в математике, но на помощь пришел Витя Дудников — добрая душа. Мы с ним сидели за одной партой. Витя увлекался фотографией, у него был фотоаппарат «Смена». Часами мы просиживали с ним в тесном сарайчике - в его «фотолаборатории»: готовили растворы с проявителем и закрепителем, глянцевали и сушили фотки. Благодаря им у меня в альбоме хранится память о последних школьных годах более чем шестидесятилетней давности. Через полвека я нашел Витю - спасибо интернету! Витя, выпускник Новосибирского политехнического института оказался в Душанбе и, к сожалению, «чужой среди своих», живет там и поныне.
В Кара-Су я на себе ощутил, что такое культ хлопка - сельскохозяйственной монокультуры Средней Азии. Этот культ, как и всякий, имел уродливые признаки. Хлопку было подчинено все: экономика, карьера чиновников и даже образ жизни людей. Начиналост с того, что в конце лета в ход шла сельскохозяйственная авиация. Самолеты опыляли хлопковые поля химикатами для того, чтобы куст хлопчатника сбросил листья, обеспечив лучший доступ солнца к коробочкам для более быстрого их созревания. Затем круглая коробочка лопалась на пять секторов, в каждом из которых, природа сформировала белоснежное волокно с небольшими овальными семечками. Волокно созревало, просыхало, разбухало и, пучком ваты свисало из коробочки — это был так называемый хлопок-сырец, требующий сбора и дальнейшей обработки. В середине сентября, с началом созревания хлопчатника, начинался «вселенский ажиотаж». Газеты, радио, а с появлением телевиденья и телевиденье работали только на хлопок: бесконечные сводки о его сборе, итоги соревнования между хозяйствами, между районами, фотографии, интервью… И если сейчас карьерное положение российских чиновников зависит от сопричастности к партии власти и «правильных выборов», то тогда, в хлопкосеющих регионах - от итогов сбора хлопка.
До середины ноября закрывались вузы, техникумы, школы и профтехучилища — вместе с преподавателями всех отправляли «на хлопок». Школьники отбывали эту повинность за исключением младших классов. Предприятия также обязаны были отправлять «на хлопок» определенное количество людей. Даже военнослужащие Туркестанского военного округа привлекалась к сбору хлопка. Были случаи, когда наряды милиции останавливали рейсовые автобусы, принуждая пассажиров собрать некое количество хлопка. Сушили собранный хлопок, в том числе и на асфальтовых дорогах, а автомобили пускали по пыльным обочинам. А что, разве не было хлопкоуборочных комбайнов? Разумеется, были, но только ручная сборка обеспечивала высшее качество хлопка-сырца, который государство покупало у хозяйств по более высокой цене.
Перед «мобилизацией» на хлопок на школьной линейке каждому классу объявляли, в каком хозяйстве и в какой бригаде предстоит работать. Обычно это были близлежащие колхозы, куда нас возили на бортовых грузовиках. На месте каждому выдавали кусок грубого хлопчатобумажного полотна. Два его конца завязывались на поясе, два — на шее. Получался фартук с ёмкостью – как у кенгуру. В полусогнутом состоянии мы шли по полю, строго по рядам, вынимали из распустившихся коробочек волокно и складывали в фартук. Набрав килограммов семь-восемь, фартук опорожняли в свою кучку. После того как в ней скапливалось килограммов пятнадцать - двадцать, хлопок увязывали в тюк тем же фартуком, поднимали его на голову и несли к шейпану[41]
, где стояли весы и была оборудована площадка для его дополнительной сушки.