Записки «Русского Азиата». Русские в Туркестане и в постсоветской России

Приемщик взвешивал тюк и отмечал вес в списке. За день работы каждый из нас обязан был собрать пятьдесят килограммов. Платили школьникам по 3 копейки за килограмм – то есть этот труд был сродни рабскому и мало ценился. Были у нас и рекордсмены, которые почти всегда собирали больше нормы, а иногда и более сотни килограммов. К ним относился Валера Жулейко — комсомольский активист из нашего класса. Ему, по истечению хлопковой компании, на школьной линейке, наряду с другими передовиками, всегда вручали почетные грамоты. Я лишь однажды, напрягшись «из всех сухожилий», себе на память собрал заветную сотню. Что касается Валеры - он был необыкновенно волевым и собранным человеком, по утрам бегал, упорно учился, окончил Ташкентский политехнический институт, там же работал в системе ВПК. К сожалению, его следы для меня затерялись.

За два с половиной месяца работы под палящим солнцем каждый из школьников собирал около четырех тонн хлопка, зарабатывая чуть больше ста рублей. При этом мы брали с собой из дому еду, изнашивали одежду и обувь. Неплохой бизнес делало государство, да и вороватые чиновники себя не забывали — стоит лишь вспомнить нашумевшие в свое время узбекские «хлопковые дела»… Но нас тогда, если что и беспокоило во время сбора хлопка, так это боль в пояснице. Все остальное было прекрасно, как сама юность!

В Кара-Су переработкой хлопка занимались два предприятия: хлопкоочистительный и маслоэкстракционный заводы. На «хлопзавод», как мы его называли, во время сбора урожая со всех колхозных полей вереницей ехали колесные трактора с четырьмя-пятью тележками, с высокими наращенными бортами гружеными сырцом. Там шла государственная приемка, а затем хлопок укладывался в огромные бурты прямоугольной формы длиной 20–30 и высотой метров шесть. Для предотвращения самовозгорания хлопка, на уровне земли в буртах проделывались вентиляционные галереи размером почти в рост человека. От атмосферных осадков бурты укрывались брезентом. Этот хлопок в буртах был сырьем для очистительного завода, который работал на нем почти до нового урожая: волокно очищалось от семян и отправлялось в Россию, в основном в Иваново — «город невест». Хлопзавод выбрасывал в воздух мелкие ворсинки хлопка, наподобие тополиного пуха. Они покрывали весь город и были повсюду — на земле, на крышах, на проводах.

Хлопковые семена служили сырьем для маслоэкстракционного завода, расположенного рядом с хлопкоочистительным. Между двумя заводами, на металлических опорах был проложен ленточный транспортер, по которому переправлялись хлопковые семена. Из семян получали хлопковое масло и хозяйственное мыло — эту продукцию нам показывали на экскурсии. Сейчас ни хлопзавода, ни маслозавода в Кара-Су нет – всё ушло в Китай в качестве металлолома. Землю, как и в России, разделили на клочки, но хлопок уже не выращивают, поскольку не могут конкурировать с Узбекистаном и Таджикистаном.

Помню, как в 1957 году сотрудники отца впервые принимали пробные телевизионные передачи из Ташкента в черно-белом смутном и неустойчивом изображении. Но и это воспринималось как чудо. Тогда же летом, во время школьных каникул, я заработал свои первые в жизни деньги в бригаде электромонтеров связи. Техники у нас не было ни какой. В сорокаградусную жару, с помощью лома и лопат мы копали ямы для радиотелефонных опор, а затем, с помощью подобия «ухватов» на длинных черенках, устанавливали их вертикально. Деревянные опоры против гниения были пропитаны маслянистым креозотовым раствором чёрного цвета. Креозот на жаре плавился, пузырился и были случаи, когда поднявшись метров на 5-6, я соскальзывал на монтёрских когтях вниз. Затем пришел опыт, позволявший уверенно подниматься на опору подолгу находиться наверху и выполнять работу по монтажу изоляторов и натяжке проводов.

В школе у нас была дружная баскетбольная команда. Мы ездили в областной центр г. Ош не только на областные школьные соревнования, но и, за неимением взрослой команды представляли свой район на взрослых турнирах. Да и вообще наступила пора взросления – спорт, первая влюблённость - наши девочки, с которыми мы ходили в кино и гуляли по вечерам.