Записки штурмана

– Требую конкретности, конкретности во всем.

– Вы записывайте, записывайте. Я потом посмотрю, что вы записали.

– Те недостатки, которые мы имеем на корабле, идут от того, что не каждый выполняет свои служебные обязанности. Заставлять надо матроса, контроль над ним должен быть. Пока мы много говорим, но мало делаем. Последнее предупреждение по построениям, по всем учениям.

– Форма одежды при заступлении в наряд, на дежурство и вахту не подлежит критике. Товарищ Зубарев (командир минно-торпедной боевой части), у вас китель тоже не подарок к 8 марта.

– Если вы получаете хоть какие-нибудь деньги, то приносите хоть какую-нибудь пользу.

– Помните, неозадаченный матрос – потенциальный преступни.

И, наконец:

– Передаю слово заместителю командира корабля по политической части.

Большой зам начал что-то неуверенно лопотать про то, что нам следует делать в свете требований какого-то (не помню номер) съезда партии, потом про требования Министра обороны, потом про требования Главнокомандующего ВМФ, плавно перешел к требованиям командующего Северным флотом, командира эскадры, командования бригады. «Ну, надо же, никого не пропустил», – подумал я и обернулся. Сменившийся с вахты Коля Рыманов уперся лбом в спинку впереди стоящего стула и не шевелился. «Свет требований озаряет спящую голову моего коллеги», – подумалось тогда мне…

Совещания проводились с завидной регулярностью, чего прежде у нас не наблюдалось. С каждым совещанием гайки закручивались все сильнее. Только теперь мы узнали, что такое порядок. Раз в неделю командир облачался в матросскую робу с пришитыми погонами капитана 3 ранга и пролезал корабль с носа до кормы по всем внутренним помещениям, включая закоулки, куда нога человека не ступала с самой постройки корабля. Доброскоченко был неутомимым работягой. Его глазами мы увидели наш ВПК в новом свете и поняли, наконец, в каком бардаке мы живем. Методы решения вопросов иногда удивляли своей новизной. 15 августа на утреннем построении офицерам было объявлено, что в 16. 00 будет объявлена «боевая тревога» и до тех пор, пока все плафоны и лампочки во всех помещениях корабля не будут выставлены, отбоя тревоги не будет. И действительно, сыграл «боевую тревогу». И действительно, все плафоны и лампочки оказались на своих местах. А на вечерней поверке командир объявил, что за ужином обнаружил неприглядную картину: неудовлетворительное укомплектование баков посудой. На 9 человек только 3 вилки.

– Решение принять самим. Доложить о принятых мерах до 20 августа. И по полотенцам. У каждого матроса должны быть вафельные, белые полотенца. По две штуки. Одно ножное, другое лицевое. Деньги собрать с командиров отделений. Срок исполнения три дня. После 18-го числа все нештатные полотенца будут нещадно изъяты на ветошь. Если кому-то что-то непонятно, обращайтесь, я разъясню.

Корабль то готовился к рейдовым сборам, то к смотру, то к стрельбам, то к совместному плаванию с кораблями эскадры. Чего только не было. И одно накладывалось на другое, только успевай. Блокнот для записей приказаний, указаний, распоряжений, замечаний (так называемый «Записьдел») с трудом вмещал в себя потоки информации от «носков строго установленного синего или черного цвета» до «корректуры навигационных карт, запущеной с мая месяца текущего года», от «к 25 августа выучить строевую песню «Через три, через три зимы, через три, через три весны» до «Повышенных соцобязательств в честь очередной годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции». Скучать не приходилось. Идя на службу из дома, я точно знал, что получу «фитиль» за что-нибудь. Правда, точно не знал за что, но в том, что это произойдет, не сомневался. Вспоминаю доходчивые слова командира: «Нам Советская власть дала достаточно прав, чтобы поставить на место любого, повторяю, любого разгильдяя. А если у вас что-нибудь не получается, моя каюта, каюта замполита для вас открыты». Это были золотые слова Офицера с большой буквы. Так, в заботах, тревогах и трудах прошел еще почти год, прежде чем мы были готовы к длительному самостоятельному плаванию, к боевой службе.

Уходим в Африку