Записки старого казака. Пластуны на Лабинской линии

Порывистый, сильный ветер гнал целые стаи облаков, напирал одну на другую, или, разрывая их клочьями, открывал полный диск луны. Окрестность то меркла в полумраке, то, ярко облитая серебристым отсветом, выступала вперед, теряясь и уходя вдаль… Шесть сотен Лабинской бригады, под командой начальника линии подполковника П. А. Волкова, отделяясь от главной колонны, оставшейся на левой стороне Белой, полной ходой подошли к речке Пшевс. На восточном горизонте появилась пурпуровая полоса и, отразясь на окраинах облаков, зарумянила как их, так и вершины снежного хребта… Перейдя вброд по тебеньки («Тебеньки» крылья у седла, чтобы всадник не тер ногами об подпружные пряжки.), сотни скрылись в лесу и, пройдя им с версту по извилистым тропам, выбрались на узкую поляну, расстилавшуюся на несколько верст, окаймленную с обеих сторон редким лесом и упиравшуюся в уступы отрогов Черных Гор. На этой поляне, среди роскошной зелени, виднелись, как бы грязными заплатами, трубы абадзехских хуторов; дальше вой и лай собак сливались с ревом, ржаньем и блеяньем скота, предвещая богатую добычу. Пять сотен, разделясь по полусотенно, тронулись с места на полных рысях по направлению к обеим окраинам леса, и вскоре скрылись в зарослях; шестая сотня, с подполковником, медленно подвигалась прямо по арбяной дороге к хуторам… Уже рельефно выдавались сакли и плетни хуторов, из неуклюжих труб местами вился дым, уходя в воздух, как бы играя с первыми лучами солнца, озарившего долину; совершенная тишина на хуторах доказывала, что горцы не ожидали набега. Обогнув опушкой леса, передовые полусотни с обеих сторон съехались, и тем замкнули входы в ущелья и подъемы на откосы отрогов, покрытых частым кустарником. Затеплились, ровно свечки, дальние склады хлебов и копны сена… с двух сторон, в разных направлениях, раздались выстрелы и гик казаков, стремительно бросившихся на хутора… Одна за другой запылали сакли, ближайшие к лесу и ущельям… Хуторяне были охвачены с трех сторон пожаром; пламя, быстро истребляя сухие плетушки жилищ и проворно перебегая по плетневым загородям, охватило все, что только могло гореть, и, наконец покрыло сплошным огненным столбом и густым черным дымом каждую из отдельных групп построек… Большая часть горцев спросонья не понимала что творится вокруг их; они метались ошеломленные, не зная куда спасаться. Испуганный скот с ревом бросался в полымя, но опытные линейцы живо скучивали табуны и отары, гиком и выстрелами направляя их навстречу идущей им сотне. Везде гибель, огонь, нигде помощи, нигде спасенья. Только страшная смерть гуляла, широко размахивая своей косой… Не прошло и двух часов, как хутора, с запасами хлебов и сена, обратились в пепел, над которым носился удушливый дым, медленно уносимый ветром. Было захвачено до тысячи голов рогатого скота и коней, до двух тысяч баранов и более пятидесяти пленников, по словам которых на хуторах погибло до трехсот душ.

Мы отступили к речке Кара-су, из-за которой вскоре появились четыре сотни полковника Шульца, командира Кубанской бригады; он только что успел отбиться от горцев, засевших на вершинах ущелья, через которое повел его вожак-лазутчик, абадзех Аайтек-Барулы. Этот негодяй еще в Прочно-Окопской станице (штаб 2‐й Кубанской бригады) вызвался указать Шульцу самый ближайший путь к хуторам и кошам, и изменнически повел его на засаду, от которой крайняя осторожность, быстрота соображения и распорядительность Шульца в совершенно незнакомой местности, да стойкость кубанцев при отступлении спасли казаков. Тут же были совершены суд и расправа над вожаком: сук и петля были его наградой. Оказалось, что изменой негодяя, человек до тридцати казаков поплатились жизнью или тяжелыми ранами.

Дело это происходило так. Полковник Шульц, пройдя уже половину ущелья, тянувшегося версты на полторы, был озадачен выстрелами с вершин и летящими каменьями с тыла и спереди, с целью затруднить движение сотен и дольше удержать под огнем. Окинув взглядом местность, Шульц (бывший офицер генерального штаба) вмиг усмотрел узкое дефиле вправо, пошел на полных рысях, и, пока горцы занимали его, казаки успели проскочить и выбраться на более открытую местность. Пройдя по ней с версту, Шульц наткнулся на кош, и на ходу сжег его, захватив десять человек отарщиков, один из которых и вывел его на настоящую переправу через Кара-су, за что тут же получил свободу.

Соединившись, оба наши отряды двинулись с такой быстротой, с какою позволяли идти скот и отары. Мы шли к реке Белой по направлению к аулу Темрюку, близ которого должен был остановиться главный отряд. Орудийные выстрелы и частая ружейная перепалка вынудили Волкова передать Шульцу пленных, отбитый скот, раненых и убитых (у нас убитых возили перекинув через седло, а для раненых были конные носилки), и идти на рысях на выстрелы, согласно диспозиции.