Записки старого москвича

Несколько раз уголовные элементы, пользуясь начавшимся волнением в публике, ничего не понимавшей и начинавшей тревожно вставать со своих мест, сеяли панику, выкрикивая страшное в театре слово:

— Пожар!

Начиналась настоящая паника, давка в узких проходах партера, сразу забитых толпами, стремившимися к спасительным выходам. Но вот в зал давался свет, кто-нибудь вскакивал ногами на кресло и, надрывая голосовые связки, кричал:

— Спокойно! Никакого пожара нет! Садитесь на свои места!

Но карманники уже успевали сделать свое дело. Зато после спектакля публике приходилось часа полтора оставаться в зале и в гардеробе, так как у выходных дверей на улицу шла тщательная проверка документов и производилось выдавливание и злонамеренных и уголовных элементов.

Первым после революции директором московского Малого театра был назначен Александр Иванович Сумбатов-Южин, один из старейших и замечательных актеров Малого театра, являвшийся и талантливым драматургом. Молодая Советская власть, выдвигая Южина на этот ответственный пост, как передового деятеля искусства, всегда боровшегося за театр реалистический и считавшего театр общественной трибуной, оставила без внимания княжеский титул Южина, что удивило многих, хотя сам он давно уже не нуждался в этом титуле не прибавлявшем ничего к блеску славного имени актера и драматурга.

Московский Совет рабочих депутатов взял в свое ведение театр бывшей оперы Зимина. Когда кто-то принес эту «сенсацию» в ночную редакцию «Новостей сезона», владелец газеты Кугульский, брызжа слюной, выходил из себя, доказывая, что «этого не может быть»!

— Совет рабочих депутатов занимается государственными и политическими делами и никогда не станет заниматься искусством, — кричал он, перекатывая во рту слюну, давясь ею и обнаруживая свою политическую близорукость. Но и нам это сообщение казалось невероятным.

Однако оно оказалось верным.

В театре шли оперные и балетные спектакли. Революция впустила под сень своих сводов русский балет, возникший при крепостничестве под крылом царизма.

«Каким творческим па вспорхнет Терпсихора перед революцией?» — думалось многим из нас.

2

Дипломатическое досье. — Г. В. Чичерин. — «Консульство на Таити». — Разговор по телефону с В. И. Лениным. — Нота кардинала Гаспари. — Через 20 лет в Свердловске. — Дипломат ленинской школы.

В те первые послеоктябрьские годы об «освоении советской темы» искусством, конечно, еще и не было никаких разговоров, но ряд видов искусства довольно скоро откликнулся, если не созвучными дням темами, то во всяком случае — творчеством революционным и героическим. Только балет оставался на прежних архаических позициях, сохраняя всю рутинность и обветшалость в постановках даже гениальных по музыке балетов Чайковского. И значительно позднее, в 1919-м, 20-м и 22-м годах балет пришел только к возобновлению сначала «Щелкунчика» Чайковского, затем «Петрушки» Стравинского, к которому был добавлен дивертисмент на музыку импрессионистов Дебюсси и Равеля, и, наконец, «Эсмеральды».

Тогда я еще только начинал смутно разбираться в этом, но работа в искусстве стала мало удовлетворять меня, а газетная работа в хиреющих, но продолжавших выходить в свет «Новостях сезона» и «Театре» — и тем более. В новых же газетах в первое время театральному отделу отводилось или совсем малое место, или не уделялось никакого.

Все это привело меня к новым решениям. На моем жизненном пути засверкали иные огни, застучали переводимые стрелки, блеснули убегающие в другом направлении рельсы, и жизнь покатилась по ним…

Когда Советское правительство переехало из Петрограда в Москву, я отправился в отдел печати Народного комиссариата по иностранным делам и предложил свои услуги. Меня приняли рядовым сотрудником, но через две недели я был назначен заведующим секцией русской прессы.

Деятельность наркомата находилась в то время в самой начальной стадии. Из зарубежных стран новую Россию признал один только Афганистан, и потому отдел печати выполнял пока только часть свойственных ему многообразных функций. Отдел занимался главным образом классификацией сообщений и телеграмм, опубликованных в газетах, приходящих со всех концов страны, а также в иностранной прессе, поступавшей из-за границы весьма скудно. Все сообщения вырезались и наклеивались в определенном порядке на листы простой писчей бумаги, и из них составлялись так называемые дипломатические досье. Но настоящего порядка в досье еще не было, и, когда в отдел поступало задание — подобрать сведения по тому или иному вопросу, аппарат, состоявший в большинстве из молодых девушек, терялся в массе плохо изученного материала.