— Важно любить как можно сильнее и безогляднее, Александра, — улыбнулась она. — Вот, в чем штука, дорогая подруга. А пропустить любовь, отвернуться, отдать ее кому-то другому — это худшее, что только может с тобой случиться. Полностью завладеть любимым человеком, наслаждаться им без границ и правил. Только для этого мы и живем. Если кто-нибудь чувствует иначе, то с любовью это не имеет, по-моему, ничего общего.
— Согласна, согласна. Но, кроме такой любви, должна быть еще любовь высокая, внутренняя! Когда ты даже в полном одиночестве носишь ее в себе, когда ты счастлива ее таинственным присутствием, ее нескончаемостью и вечностью.
— Я не понимаю этих делений — высокая любовь, низкая любовь. Самые последние твари, едва уединившись в какой-нибудь вонючей норе только для того, чтобы побыстрому трахнуться, испытывают не меньшее вдохновение, поверь. Таинственное присутствие, нескончаемость, вечность. Так же, как и для тебя, ничего другого для них, по большому счету, просто не существует. Единственное их желание, чтобы это происходило, как можно чаще, как можно слаще. Деньги, шмотки, развлечения, наркотики — всё служит только этому. И твоя литература с поэзией, я подозреваю, тоже. Убери из литературы и поэзии надежду, бешеное стремление завладеть тем, кого любишь, — что останется?
— Если так рассуждать, то чем тогда мы будем отличаться от этих последних тварей? — холодно и довольно резко сказала я.
Заметив, что во мне клокочет чуть ли не обида, Агния ласково обняла меня за талию и с неожиданной нежностью, даже страстностью прошептала на ухо:
— Милая моя подруга, любовь, как говорится, живет и в хижинах и во дворцах. О такой любви, как твоя, слагают стихи и поэмы, а о моей, пожалуй, никто вообще никогда не узнает…
Благодарно, со вздохом, хотя и довольно сдержанно, я чмокнула ее в щеку. Она снова улыбнулась. Что ж, в конечном счете, она оказалась права: мы жили в совершенно разных мирах, но нам светило одно солнце.
— Ты продолжаешь делать успехи, — хвалил меня Стива. — Наша внутренняя волчица оказалась не такой уж нелюдимой и хищной бестией.
Я и сама заметила, что в разговорах с ним больше не съезжаю (по крайней мере, то и дело, — как это было еще недавно) в тягостные, занудные рассуждения об измене мужа. Куда с большим удовольствием я спешила поговорить с ним о своем молодом любовнике. О первозданно примитивном внутреннем мире Николяши, похожим на детскую железную дорогу, его восхитительной улыбчивой наивности, милом увлечении стихосложением. Но что еще удивительнее — об эротических умениях и пристрастиях моего любовника. То есть таких интимных предметах, о которых я бы, пожалуй, не посмела, просто не была бы допущена, говорить с господином N.
— А этим вы с ним занимались? — невзначай спросил Стива и с невинной улыбкой описал одну невероятно экзотическую любовную игру. Я ужасно покраснела и, чтобы скрыть смущение, перешла в наступление и, рассмеявшись, поинтересовалась, не намекает ли он, что сам хочет поучить меня, старую дуру, этой игре. — Во-первых, — совершенно серьезно оборвал он меня, — ты знаешь, я не люблю, когда ты говоришь о себе в таком тоне, а во-вторых, еще не пришло время. Для нас с тобой это слишком серьезно. Для наивных любовных игр ты уже и без меня созрела. Ты прекрасно понимаешь, это станет возможным лишь в качестве подвига или жертвы — когда ты сама почувствуешь, что наши судьбы хотя бы на мгновение готовы пересечься между жизнью и смертью…
— О да! — рассеянно согласилась я.
Пока что я пребывала, как уже было сказано, в блаженном состоянии амебы, впервые за долгое время увидевшей солнышко.
Кстати, я поинтересовалась у Стивы, откуда он знает такие подробности — об интимных привычках и приемчиках Николяши. Неужели мужчины делятся друг с другом такими вещами?
— Обычные мужчины — конечно, нет. Но мы-то с ним друзья-приятели. И даже в некотором смысле — коллеги… — заметил он со странным смешком. На меня снова пахнуло жутким холодком, словно где-то рядом разинула пасть зловещая черная бездна. — Само собой, общие женщины, масса сексуальных эксцессов… — продолжал он уже совершенно спокойно. — Как ты понимаешь, мы устраивали вместе миллион общих оргий. Как бы там ни было, ты обзавелась завидным дружком, Александра. Прекрасным любовником. Кажется, таких, как мы, англичане называют том-боями, а?
— Значит, ты рассказал ему обо всем, что тебе обо мне известно? То, что было известно только нам двоим?
— Конечно, не обо всем. Если бы даже захотел, есть вещи, которых Николяше никогда не понять. Простая душа. Сама подумай, начнешь рассказывать ему, к примеру, про твои овраги, так, чего доброго, напугаешь до смерти!.. Но я знаю все, что ему о тебе известно. Иногда мне даже кажется, что мы с тобой частенько спали вместе.