Записки судового врача

Молира родилась в семье среднего королевского сына, Освальдра, герцога Дриорского, и девицы Адамины из рода Хартцов. Будучи поздним ребенком у любящих родителей и единственной наследницей женского пола, появившейся на свет за последние три поколения в королевской семье, девочка была взлелеяна с утроенной заботой. Учитывая то, что в первые годы жизни Молира была болезненной, впрочем, не более, чем другие слабые и бледные «цветы жизни» аристократических семей, она с младенчества была окружена штатом врачей и знахарей, отборных кормилиц и профессиональных нянек, к которым затем еще прибавились гувернантки, воспитательницы и многочисленные учителя, призванные сделать из малышки идеальную девушку, которую и замуж выдать будет приятно, и на трон (в случае чего) посадить не стыдно. До шести лет не видя ничего, кроме стен замка в герцогстве Дриор (далеко не самую живописной и веселой части Королевства), подлеченная и подученная, слегка окрепшая телом и умом наследница впервые была вывезена в столицу, ко двору своего венценосного деда… Где на королевском балу практически провалила первое предложенное ей испытание взрослой жизни. Тогда родители решили, что девочке еще рано так тесно знакомиться с высшим светом (свет еще не готов к таким нервным потрясениям), и Молира продолжила свое вынужденное затворничество. Подобный образ жизни, в котором ребенка с одной стороны держали в строгих рамках, а с другой умудрялись чрезмерно баловать и потакать ненужным прихотям, сформировал личность капризную и эгоцентричную, хоть при этом и не лишенную многих положительных качеств, почерпнутых от волевого, решительного отца и доброй, справедливой матери. Герцог и герцогиня при дворе считались идеальной четой и прекрасно дополняли друг друга, но идиллия их совместной жизни, к сожалению, продлилась недолго. Спустя семь лет после рождения дочери Адамина, будучи еще молодой женщиной, слегла, сломленная неожиданной болезнью, и вскоре, несмотря на все усилия медиков, герцогини не стало.

С тех пор герцог, скорбевший об усопшей супруге, сильно изменился. Злые языки поговаривали, что он даже потерял рассудок от горя, и доля правды в этом, к сожалению, была. Вдовец настолько был верен своей любви, что не только отвергал все мысли о повторной женитьбе, в его сердце даже для дочери места осталось не так много, как для покойницы. Суровый, местами даже жестокий нрав Освальдра больше ничего не смягчало и не уравновешивало, так что он пустился реализовывать себя в государственной службе так, как умел это лучше всего, прослыв черствым законником и неумолимым поборником преступности на суше и на море. На вежливые замечания о том, что он еще видный мужчина, и ежели ему не угодно заключить любовный союз, то брак из политических соображений был бы очень даже кстати, и что маленькой Молире, как ни крути, нужна мать, герцог безмолвно злился, пугая людей внешним хладнокровием. В итоге он довел все до такого абсурда, что, продолжая тихо ненавидеть официальную медицину и начав тяготеть к различным оккультным практикам, пригласил ко своему двору из Фьонуарана, далекой и недружелюбной страны, в которой люди поклоняются странным богам, так называемого «медиума», который позволил бы ему выходить на контакт с духом супруги… На этой части рассказал Лауритц не выдержал, воскликнув: «Да из такой семейки я бы тоже сбежал!» — а потом великодушно добавив: — «Продолжайте-продолжайте — я не буду больше перебивать».

В такой вот атмосфере Молира жила (кто-нибудь даже мог бы сказать — героически выживала) до тех пор, пока ей не исполнилось без малого десять лет. На первый серьезный юбилей маленькая девица выклянчила себе невероятный подарок — поездку в летнее именье, туда, где тепло и привольно, где вместо однообразных крыш в окно видишь горы, а главное туда, где практически за воротами плещется Море… Так как отец ее с молодых лет официально служил в Королевском Флоте, Олли втайне мечтала о море, хоть никогда не видела его вживую. Недостаток реальных знаний у нее компенсировался почерпнутым из книг и многочисленных маринистических полотен, которыми был украшен их дом, так что девочка, воспитание которой потихоньку начинало идти наперекосяк, любовно лелеяла свою навязчивую идею. Навязчивые идеи, кажется, были на роду у них написаны… Герцог, например, непременно решил обручить постепенно взрослеющую дочь с кем-нибудь «достойным» и оказался настолько великодушен, чтобы предоставить девочке самой выбрать из десятка кандидатов, которые должны будут прибыть на именинное торжество. Причем всех «принцев, лордов чего-то там и сыновей владык забугорных» бедняжке нужно было выучить со всеми родословными и биографиями, как таблицу умножения. «Придворный звездочет» тоже ненавязчиво советовал герцогу в кандидаты на зятья одного князька из своих земляков. «Такого уродливого, — ежилась Олли, рассказывая свою историю, — ему должно быть всего-то двадцать лет, а борода у него белая, будто вся уже седая».