Записки сумасшедшей: женский роман о пользе зла. Книга 1. Заколдованный круг

Дверь в кухню отворилась и вошли двое мужчин; один из них – дальний родственник Шухиба.

Гостей пригласили к столу. Женщины поставили им пиалы с подоспевшим пшенным супом, пополнили тарелки с сыром и выложили весь хлеб. Ранние гости принесли с собой чувство тревоги.

Мужчинам, наверно, уже лет по сорок. Смуглые, бородатые, с натруженными мозолистыми руками; седеющие волосы коротко острижены и едва заметны из-под папах. Кирзовые сапоги гости оставили за порогом, но телогрейки не сняли. На ногах одного из мужчин носки, ноги другого замотаны в портянки. Гости прячут ноги под стульями и держатся перед старшим скромно.

Один из пришедших, отведав немного супа, словно спохватившись, извинился, что без гостинцев: «Когда шли, сельмаг еще не работал», – расстегнул телогрейку и достал из нагрудного кармана пиджака деньги.

– На-ка, сходи в магазин, купи нам бутылку и себе конфет, – мозолистая рука с трауром под ногтями протянула Люсене несколько мятых рублей нового образца.

Мама посмотрела на деньги, затем взглянула на отца. Шухиб разрешающе кивнул.

12

Надев большие не по размеру, старые резиновые сапоги с отрезанным голенищем, Люсена вышла. Привычно обходя лужи и рытвины, прошла квадратный двор, и зашла в большой дом. Расположенный на одинаковом удалении от хлева с курятником и летней кухни, большой дом, как и двор, квадратный. Дом одноэтажный и так же, как остальные строения, саманный. Неоправданно широкая, тяжелая дверь дома никогда не запирается. Замков нет, только сломанная щеколда…

Оставив обувь у порога, словно порхая над застеленным ткаными дорожками дощатым полом, Люсена прошла в одну из комнат. Сквозь маленькие оконца свет едва проникал внутрь. Несмотря на полумрак, не включая электричество, девушка подошла к мутному зеркалу, висящему над столом. Увидев в нем типичную черкешенку, стройную смуглянку с ровным пробором в волосах, туго заплетенных в косы, на минуту задержалась возле него, затем надела демисезонное коричневое пальто, обула новенькие резиновые сапожки и вышла.

13

Мама пошла в сельмаг, а я чуть задержусь в доме и опишу его. Начну с подоконника, где в мое время стояла коробка со швейными принадлежностями… Хочу проверить себя. Когда у Апсо гостила я, там стояли две старинные, украшенные ажуром, керосиновые лампы. Освещение в доме электрическое, но свет часто отключали, потому наготове стояли эти лампы. Были ли они в маминой юности?..

Традиция и постоянство во всем – в этике и этикете, и в материальной культуре, само собой – характерная черта моего народа. Черта, традиционно вызывавшая во мне постоянный протест…

Да, вот они, на месте. И не только ажурные лампы на месте, но и сырость, и мрак.

В том доме всегда было темно и сыро. Из-за слишком маленьких окон и кустов сирени, высаженных прямо под ними. Наверно, были и другие причины: низкий фундамент, близость грунтовых вод…

Мой народ с древнейших времен боролся с сыростью, предотвращая таким образом сопутствующие ей болезни. Мы строили дома на холмах или склонах гор; возле дома не сажали высоких, затеняющих его деревьев; устраивали сквозняки, проветривая помещения при помощи двух входных дверей. Однако после культурной депривации, вызванной не только поражением в войне за независимость и депортацией, но и событиями начала ХХ века, эти знания оказались утеряны.

Так что в Туркужине сплошь и рядом мы видели дома, возведенные с нарушением строительной практики наших предков. Многие дома стояли в низине, у самого берега реки, в гуще сада, часто под сенью орешника.

В таких условиях первое и единственно возможное средство от сырости – сушка постели под летним солнцем. Одеяла и подушки семейства Апсо все летние дни грелись на солнышке; грелись не прогреваясь – тепла не хватало и на полчаса; мне не хватало… Постель, в которую мы с сестрой ложились вечером, будучи безупречно чистой, оставалась влажной и неприятно холодной; сестру при этом все устраивало, я же просто страдала.

14

Жили Апсо, для Туркужина, средне – не бедно, но и не богато. В тот год, когда мама вышла замуж, обстановка в доме состояла из трех железных кроватей, застеленных гобеленовыми покрывалами, с восседающими друг на друге взбитыми подушками, накрытыми кружевной кисеей словно невесты.

Кровати стояли вдоль стен со шпалерами. Над одной из кроватей висели портреты Шухиба, Ули, троих сыновей Шухиба, двое из которых погибли на войне; над другой – три картины младшего из погибших сыновей Шухиба, Мухаба: рысь в полный рост, павлин с распущенным хвостом, и собака с белыми барашками.

В доме также имелись две раскладушки; два стола – традиционный и русский; шесть венских стульев; пять табуретов, высоких и низких; громоздкий шифоньер с зеркалом на дверце и антресолями, врезавшимися в потолок; обитый железным уголком синий деревянный сундук в цветах и бабочках; черный чемодан, битком набитый облигациями государственного займа.

15