Записки тюремного инспектора

Дело в том, что для того чтобы избавиться от реквизиции своего имения, один венгерский помещик предоставил свою усадьбу в распоряжение сербских властей для размещения там русских беженцев. И вот уполномоченный по русским делам в Белграде С. Н. Палеолог направлял в это поместье Жомболь для бесплатного пребывания там русскую аристократию, бежавшую из России. По словам барона С. П. Корфа, туда было очень трудно попасть, и лично он много раз хлопотал о предоставлении ему жить в Жомболе, пока наконец устроился там.

С присоединением этого пункта к Румынии колония Жомболь (60 человек) была ликвидирована, и некоторые из ее членов переехали в Нови Бечей. Таким образом, в Новом Бечее оказались: вдова расстрелянного председателя Совета министров г-жа Штюрмер, вся семья председателя Государственной думы М. В. Родзянко, камергер князь Волконский (живущий в Беодре), жена и дочь министра земледелия и государственных имуществ Ермолова, шталмейстер граф П. М. Граббе, мать которого была дочерью известного славянофила Хомякова, современника Каткова, барон С. П. Корф, бывший начальник почт и телеграфов С. К. Хитрово, женатый на правнучке Суворова, Ладыженский, бывший таврический губернатор (при генерале Врангеле), сенатор Неверов с семьею, Половцев, бывший член Государственной думы, граф Толстой, внук Льва Толстого, вдова убитого члена Государственной думы П. А. Неклюдова (с семьею) и так далее.

К ним примыкали генералитет и другие члены колонии и служащие института, которые также считали себя причастными к вершителям судеб погибшей России и так или иначе принадлежащими когда-то к бюрократическому и аристократическому миру. Не так мужчины, как их жены не хотели расстаться со своим прежним положением и играли здесь в прежнюю Россию. Конечно, очень многие из них не имели никаких оснований считать себя принадлежащими к великосветскому миру, но все же у них когда-то было недвижимое имущество (имение) и все-таки они имели когда-то связи.

Я уже не застал многих из этих лиц в Новом Бечее. М. В. Родзянко умер в 1924 году и похоронен в Беодре около Нового Бечея. Г-жа Штюрмер уехала в Францию, где она доживает свои дни в доме бедных. Ладыженские, которые в особенности задавали тон, тоже покинули Бечей. Уехал в Америку Половцев, оставив семью здесь.

Визиты, приемы и, откровенно скажу, чванство поражали тем, что люди не понимали своего положения. Все были отлично одеты. У каждого, по их рассказам, было в России отличное имение. У каждого в России были связи и знакомства. Граф, князь, барон и звания бывших великопоставленных особ в России сыпались, особенно в дамских речах, постоянно. «Вы знали такого-то или такую-то?» - и по этому определялось ваше общественное положение в Новом Бечее. На одном из первых визитов я был поражен, когда одна генеральша рассказывала мне, что на свои именины она приняла в Бечее 75 визитеров.

Меня приняли хорошо, но этим я не был удовлетворен, потому что во всех гостиных, если можно так назвать в большинстве убогие комнатки, в которых жили эти люди, шла взаимная критика, осуждения и во многих случаях даже брань. До очевидности было ясно, что многие были друг с другом в ссоре и торопились новому человеку, каким был я, охарактеризовать (конечно, с дурной стороны) своих противников. Кое-где ругнули также начальницу института М. А. Неклюдову и почтенного З. А. Макшеева.

Озлобленность на всех и на все ясно сквозила в речах бечейских обывателей, и что в особенности было неприятно слушать - это слово «хам», которое было в большой моде в Бечее. Называли хамами друг друга не потому, что имелись какие-нибудь данные для этого, а просто по злобе, причем очень трудно было разобраться, кто же в действительности хам. Обвинение в хамстве было взаимное. Друг другу, конечно, не доверяли и брали под сомнение чуть не все прошлое каждого. И к этому были основания.

В беженстве мы сплошь и рядом знаем случаи, когда люди приписывали себе то, чего в действительности не было. Фельдшера стали доктор -ами. Находились полковники, которые никогда не были таковыми. Маленький подгородний хуторок или просто дача возрастали до понятия об отличном имении в России и т.д. В Загребе при мне был даже судебный процесс по делу о присвоении себе одним беженцем звания врача. Бывали также случаи и «охотничьих рассказов», которые потом раскрывали действительное положение.