Записки тюремного инспектора

Мы оставляли Загреб, как оставляют станцию железной дороги, на которой пришлось переночевать после катастрофы. За год с лишним жизни в Загребе ее нечем вспомнить. Конечно, условия нашей жизни были неизмеримо лучше громадного большинства русских, но мы не могли безучастно относиться к положению беженцев и, можно сказать, жили общею с ними жизнью. То, что мы видали, и то, о чем приходилось слышать, вызывало горькое чувство обиды, негодования и разочарования всем человечеством. С жадностью впиваясь в газеты, мы искали всегда чего-нибудь утешительного и каждый раз убеждались, что русская катастрофа затягивается на продолжительное время.

И там, на Родине, и здесь, за границей, над Россией и русскими людьми глумятся. Иначе нельзя назвать создавшееся положение. Нас упрекают в том, что мы пользуемся гостеприимством. Это теперь модный вопрос, и чуть ли ни в каждом номере любой газеты нас уязвляют этим гостеприимством. Иногда это доходит до абсурда. Так, например, сейчас, когда в Болгарии происходят гонения на русских и оттуда бегут, болгарское правительство продолжает кричать о своем гостеприимстве. Нет! Мы живем скорее в атмосфере смерти, страданий и морального гнета. Мы предвидели это и писали, оставляя Крым в позапрошлом году, что нескоро и немногие вернутся на Родину. Мы не знали тогда, где и на какой земле найдет приют или смерть каждый из нас, и покидали Родину с решимостью встретить судьбу без ропота. И мы тогда не ошиблись.

Покорно и в полном сознании ужаса своего положения русские люди на чужбине незаметно, но скоро гибнут. Беспредельное русское кладбище растет и распространяется за пределы русской границы. Конечно, в России неизмеримо хуже, и там в атмосфере кровавого ужаса гибнут голодною смертью десятки миллионов людей. По сравнению с ними мы не переносим и сотой доли тех страданий и унижений, которым ежедневно подвергаются они. Мы почти сыты и чувствуем личную безопасность. Уж это одно не дает нам право роптать. И мы не ропщем и не жалуемся, но мы понимаем, что мы тоже гибнем и страдаем за них, за себя и вместе с ними. И эти страдания ужасны. Ежедневно мы встречаемся с беженцами и слышим от них не жалобу, а скорее вопль душевных страданий: «Лучше было бы быть там вместе с ними», - говорят нам с тоскою все, кого мы встречаем. К смерти привыкли.

Русские люди научились за эти годы умирать, но хочется умереть на Родине. И к этому всегда сводится разговор с русскими беженцами. «Хочу умереть на Родине» - это мечта каждого русского. Каждый новый случай смерти как бы напоминает об общей участи и естественно вызывает подавленное моральное состояние. И, как нарочно, еще один и еще один... И так почти каждый день.

Каждый день приносит что-нибудь новое и невольно связует недавно прошедшее, пережитое, с настоящим, как продолжением катастрофы. Болгария превращена в русское кладбище, говорят нам прибывающие оттуда. Болгарские могилы теряются в общей массе свежих русских могил. На румынской границе все еще продолжается катастрофа, и там гибнут русские люди, бегущие из России от большевиков. Это бескрестное кладбище, где в плавнях и на Днестре погибли тысячи русских беженцев, и теперь служит братской могилой для очень многих, бегущих в Румынию.

Не так давно мы были опять встревожены газетными сообщениями о событиях на румынской границе. Пока на Днестре был лед, ежедневно по ночам в Румынию пробирались через Днестр под пулями красноармейцев сотни русских людей, но лед тронулся. Между обоими берегами посередине Днестра есть маленький островок - нейтральный, ни наш, ни ваш. Неделю тому назад, когда был еще лед, на островке скопилось человек триста беженцев, дожидавшихся ночи, чтобы переправиться на румынский берег по льду. Старики, женщины, дети. Но днем лед тронулся и пошел на остров. Тщетно беженцы влезали на самые высокие деревья - ледяные пластины срезали эти деревья как пилой. Люди гибли. Румынские солдаты бросились их спасать; большевики начали обстрел и тонущих и спасающих из пулеметов. Было спасено лишь несколько человек; остальные погибли, в том числе несколько героев-румын - солдат и офицеров (Новое время. 14 апреля 1922. № 291). Мы были взволнованы этим сообщением и, как испытавшие все тяжести отхода на Румынию в 1920 году, особенно сильно чувствовали весь ужас положения погибших русских людей. В г. Тульче (Румыния) мы сами видали и своевременно описывали русское кладбище. Оно напоминает нам кладбище для русских на острове Лемнос. По-видимому, теперь в Румынии не лучше, чем было при нас. По крайней мере те сведения, которые проскальзывают в газетах, указывают, что оттуда русские люди бегут.