Записки Виквикского клуба

- Один из советников посольства.

- Они что, послу советуют?

- Точно. А иначе откуда бы такое название? Вернее звание. Советник - третье по старшинству звание после посла и советника-посланника. Затем идут секретари - первые, вторые и третьи. А в самом низу атташе. Причем "атташе" может быть звание, самое младшее, как я уже сказал, а может быть должность, и тогда первый секретарь может выполнять обязанности атташе, скажем, по печати. А военный атташе тот вообще генерал. Уразумел, сэр?

- Уразумел.

Тут я услыхал папин зов:

- Виктор! Быстро сюда!

Он в этот момент разговаривал со спустившимся вниз Аркадием Андреевичем. Подойдя, я сразу сообразил, что становлюсь жертвой очередной папиной фотографической "задумки".

Аркадий Андреевич, зачем-то оглянувшись на дверь посольства, снял цилиндр, протянул его папе и попросил:

- Только чтоб мгновенно.

Папа нахлобучил цилиндр на мою голову, насадил мне на нос чьи-то очки - из-за слишком длинных дужек они сразу съехали на самый кончик, - поставил меня так, чтобы кареты оказались за моей спиной, и нащелкал не меньше десяти кадров.

На крыльце появилось еще несколько человек в таких же нарядах, как Аркадий Андреевич. Он снял с меня цилиндр и водрузил на себя.

Вся группа во фраках, разделившись, влезла по откидным ступеням в кареты. Папа схватил меня за руку и потащил за собой. Без всяких объяснений посадил меня в свою машину и рванул с места, как гонщик. Я-то думал, он боится опоздать домой к обеду, чтобы мама не сердилась, но мы приехали не на Холланд-парк, а к королевскому Букингемскому дворцу.

Торопился он не зря. Мы встретили кареты с послом и прочими у самого въезда во дворец на широкой аллее с красноватым асфальтом, которая вела через Сент-Джеймский парк от Трафальгарской площади прямо к воротам Букингемского дворца. Кареты двигались уже не сами по себе, а в сопровождении отряда конных гвардейцев. Папа, велев мне стоять на одном месте, чтоб не потеряться, бегал с аппаратом туда-сюда и наснимал целую пленку.

Домой я в этот день попал с трехчасовым опозданием. Папа, высадив меня, без обеда укатил обратно в посольство. Когда я рассказал маме, по какой причине я так запоздал, она очень расстроилась, что папа не догадался быстренько съездить за ней, чтобы и она тоже увидела редкое зрелище.

Когда через несколько дней папа показал мою фотографию - там, где я в цилиндре и очках, - мама долго ее разглядывала, смеясь и повторяя:

- Сущий мистер Пиквик, ну просто вылитый Пиквик...

Этот снимок папа увеличил, вставил в рамку и прикрепил к стене в столовой. Приходившие к нам обязательно обращали внимание на мой портрет и говорили, что папа вполне мог бы стать профессиональным фотографом.

13. В АНГЛИИ ЕСТЬ ФАШИСТЫ!

Едва переступив порог дома после школы, я услыхал в столовой папин голос:

- Ах, мерзавцы! Вот ведь мерзавцы!

- Что случилось? - спросил я у мамы.

- По телевизору только что сообщили, что какие-то негодяи пытались взорвать могилу Карла Маркса на Хайгейтском кладбище.

Папа рассказал, что фашисты подложили взрывчатку под бронзовую часть памятника, но совсем уничтожить его не смогли, только повредили.

- Фашисты?! - переспросил я. - Папа, откуда в Англии фашисты? Они были в Германии и в Италии, их разбили в 1945 году, а главных фашистов судили и казнили в Нюрнберге.

- Да, Витя, главных фашистов судили. И все-таки их еще хватает на белим свете, в том числе и в доброй старой Англии. Те, кто надругались над могилой Маркса - и заметь, не впервые, - не считают нужным скрывать свое мировоззрение. На постаменте масляной краской намалеваны свастики - вместо подписи, так сказать. Ах, какие мерзавцы! - снова воскликнул он и закончил: - Вот что, давайте съездим на Хайгейтское кладбище, посмотрим.

- Пап, - попросил я, - а можно, я Вовку позову?

- Зови, - ответил папа.

По пути папа купил цветы и вечернюю газету, полистал ее, показал маме и передал нам с Вовкой:

- Смотрите и запоминайте.

Голова Маркса была сфотографирована сбоку, чтобы показать, как поврежден нос, а по гранитному постаменту, как пауки, ползли свастики.

Среди толпившихся у могилы англичан мы увидели хмурого дядю Алешу. Он о чем-то беседовал с пожилым человеком в допотопных круглых очках и такой же допотопной черной, с загнутыми вверх полями шляпе. Дядя Алеша делал заметки в блокноте. Видимо, он готовился написать о совершившемся здесь преступлении.

В воздухе все еще чувствовался запах масляной краски. Мы обошли вокруг оскверненного памятника. Массивная бронзовая голова покоилась на прямоугольном гранитном постаменте с выбитыми на нем словами Маркса: "Ученые пытались объяснить мир, а дело заключается в том, чтобы его изменить".

- Памятник стоит на месте перезахоронения. Первоначально могила была там, - папа указал на травянистую площадку метрах в десяти позади памятника.

У его подножия лежала груда свежих цветов, которая продолжала расти на наших глазах: то и дело подходили люди и клали новые букетики. Под ними очень скоро совершенно скрылись наши розовые гвоздики.

Подошел дядя Алеша и, как всегда, погладил меня по голове, будто мне все еще пять лет.