– Валя, скажи мне только честно. Шампанского хочешь?
– Ну, а кто ж не хоче?
– Скажи, какой нынче позывной у прокуратуры округа?
– Щас… это… «Гитара»!
– Вот и дай мне «Гитару», умница ты моя…
Валя, похоже, от комплимента растаяла и, как терминатор второго поколения, слилась под стол. Во всяком случае, не слышно ее было с минуту или более. – Але, ты тут?
– Тут…
– Ну? Даешь «Гитару»? В смысле, соединишь меня?
– Не…Раньш тебе и «Гитару» не велел давать.
– Валь, а шампанское? Смотри Луна-то нынче какая!
Я знал, что веду себя подло, что использую наивную девушку, к тому же некрасивую и глупую, лишенную всяких шансов поднятьсяпо социально-армейской шкале хоть на какую-то высоту. Но что мне было делать? Единственное, что меня, быть может, как-то оправдывает, это то, что шампанское я ей после все-таки купил. Впрочем, отсюда никак не следует,что дело дошло также и до "любования Луной".
– «Гитара»? Майора Плаксу! Кто говорит? Дознаватель прокуратурыПервой Армии.
– Соединяю…
– Майор Плакса у телефона.
– Товарищ Майор, говорит старший лейтенант … Вы меня помните? Я с полгода назад у вас командировку в Москву подписывал?
– Не совсем… – майор насторожился, и это было понятно, ибо встретились мы при очень неординарных обстоятельствах.
– Да нет, все в порядке. Не беспокойтесь! Просто я тут задержан своим начальством в бригаде и не могу выполнить приказ полковника Кузнецова, ну прокурора первой армии. И связи мне с ним не дают. В общем, только до вас и дозвонился! Сам понимаю, что глупо, но, может быть, выручите? Не могли бы вы дать знать Кузнецову, что, мол, не по своей воле задержан.
– Кем задержан?
– Ну, поехал я в свою бригаду, взять бумаги из штаба для Кузнецова, а начальник штаба меня тут и забетонировал. В наряд приказал идти и все такое…
– Так у тебя же приказ был от Кузнецова, чего ж ты в наряд заступил?
– Ой, не знаю… Наперли тут на меня большие начальники, за пистолет велели расписаться, а теперь, куда мне…
– Понятно. Ладно, старлей, как там тебя?
Я еще раз назвался.
– Раз расписался – тащи пока службу, а я Кузнецову завтра позвоню. Лады?
– Так точно. Спасибо.
– Ну и ладно.– он повесил трубку.
Я уж и не знаю, что там происходило в кулуарах власти, но только вызволили меня никак не назавтра, а гораздо позже, когда я уже и думать забыл о дознавательской вольнице на фоне всего того, что происходило в бригаде на протяжении последующих шести дней. Но опять же – все по порядку.
Обед в солдатской столовке закончился давно – целых два часа назад, посуда стояла вся перемытая, и все, что нашлось у Груздя пожевать – это пара кусков хлеба с маслом.
– В ужин – позови Ахмедова (боец – главный повар), он тебе штуки три котлеты даст, – пообещал Ваня. – Я ему скажу.
– Ладно, спасибо, – ответил я и пошел в казарму, в надежде где-нибудь приткнуться и поспать хоть полчаса, а если повезет, то и до самого вечернего построения. Я прошелся по казарме туда и обратно, но не обнаружив ничего такого, чем можно было бы занять бойцов часа на два, тем не менее, раздал кое-какие «ценные указания» и затем закрылся в каптерке своей батареи. Разложив для виду, если кто постучит, утюг и все, что нужно для глажки, я также бросил на лавку пару шинелей, из третьей скатал валик под голову, и, не успев еще коснуться его щекой, тотчас словно бы провалился.
Через час с небольшим, я сквозь глубокий сон услышал вопль дневального: «Дежурный по дивизиону на выход!», и затем, почти сразу же, кто-то стал тарабанить в дверь. Я положил китель рядом с утюгом, протер, как следует глаза, и, забросив шинели в шкаф, пошел открывать. На пороге стоял Окурков, как всегда злобный, и как всегда непонятно по какому поводу.
– Ты че тут, гнездо свил?– ядовито осведомился он.
– Никак нет, выполняю ваше приказание.
– Какое еще?
– Ну, вы ж велели погладиться в казарме, вот я и того… – я кивнул в сторону утюга.
Окурков прищурился как Чингиз хан, при виде появившейся на горизонте Бухары, и, ничего не сказав, удалился. На пороге он вдруг словно очнулся, видимо, наконец, придумав, что сказать:
– Смотри мне, чтоб построение на ужин было как надо!
– Есть!
Придраться более было не к чему, и потому снова повисла пауза,но Окурков вдруг в один прыжок оказался где-то прямо у меня под подбородком. Оттуда он принялся не то орать, не то шипеть:
– У тебя есть три бойца!
– Так точно!
– Чтоб запидарасили все так, чтоб блестело как котовые яйца!
– Так точно!
– А то смотри мне! До самого дембеля в казарме пропишу!
– Есть!
– На жопе шерсть! – огрызнулся Окурков. – Смотри мне, Шерлок, б…
Он любил повторять начальственные шутки, выдавая их за свои, при этом почти всегда приправляя их собственными, порой неожиданными, матерными эпитетами.
– Так точно! Разрешите выполнять?
– Че выполнять?
– Ну – пидарасить казарменные и прочие помещения.
– Иди, б…!
Я выключил утюг и нацепил портупею и кобуру. Напевая себе под нос известную частушку: «Надевая портупею, все тупею и тупею», – я не торопясь пошел на плац.
***