Записки военного коменданта Берлина

Начали готовиться к отъезду. Самым счастливым был солдат. Он свернет свою шинель в скатку, проверит содержимое вещевого мешка, приведет в порядок внешний вид и — в поход. Другое дело офицер. Ему по штату положены, еще со времен академии, два чемодана. Все надо уложить, присмотреть за подчиненными, проверить, как начищены сапоги, и не спереди только, как это делал старый ротный фельдфебель, а кругом, чтобы страна знала, что не расползается по швам наша армия, а идет бравой походкой победителей, чтобы от каждого солдата веяло победой и миром, за которым он был послан страной. Победу солдат привезет, а насчет мира… он не уверен.

Назначен день отъезда, погрузили личные вещи в вагоны. Их отправили раньше, через пару дней отправлялись все пассажирским эшелоном. Вечером распределили, кто в каком эшелоне поедет.

И снова бой

Неслышно вошел вестовой. Ему приказано быстро доставить меня к ВЧ. Я бросил все дела и пошел в штаб армии. Там лежала для меня телеграмма. «Срочно прибыть Военный совет фронта». И все. Коротко и все ясно, но ничего не понятно. В Военном совете знали, что мы на колесах и настроились на Ростов. И снова догадки, снова неизвестность, щемит сердце. Что это значит? Хорошо, что для раздумий не было времени из-за «срочности» задания.

У каждого слова свое, ему только свойственное, значение. «Срочно» — значит, где тебя настигло это слово, оттуда и пулей лети, куда зовут. Ивана Егорова можно было и днем и ночью найти быстро. Он наводил марафет своему любимцу «паккарду».

— Иван, надо срочно быть в Военном совете фронта!

— Машина готова. Вы готовы?

— Готов. Иван, приказ очень важный и спешный. Достаточно ли все хорошо проверено?

— Все проверено. Сегодня целый день не отходил от машины.

— Заправлена с запасом?

— Точно, с запасом. Можно ехать в Ростов.

— Не беспокойтесь, товарищ генерал, на берегу вынужденной посадки не будет, — эту фразу, как флакон валерьянки, он держал про запас, на крайний случай, и, когда надо было поставить точку в подобном разговоре, он выпаливал именно ее.

Когда мы воевали на Волховском фронте, я при случае рассказал ему один горький случай из своей жизни, и он запомнил это. Случай во всех отношениях поучительный, и я позволю себе передать его. В 1934 году, в Ростове-на-Дону, я был близко связан по службе с авиацией. Условия работы требовали от меня умения летать на У-2 и исполнять роль штурмана на ТБ-3. Я начал снова учиться. Штурманское дело шло хорошо, подвигались дела и в освоении У-2. Весной 1935 года был назначен самостоятельный вылет на этом тихоходе, как ласково звали его на войне. Был выбран курс Ростов — Батайск — Ахов — Ейск, с корректировочными заданиями преподавателя, прекрасного летчика, командира 15-го отдельного отряда Блинова. В задачу входила тщательная проверка подготовки машины к полету, выруливание на старт, выход в воздух, вираж над своим аэродромом, выход на курс, маневрирование высотой и выполнение некоторых номеров высшего пилотажа, в частности, «петля». До Ростова полет был пустяковый. Мне приказано было сделать посадку. Я посадил машину. Сошли мы на землю с командиром отряда, он и говорит мне:

— Проверь, как заправлена будет машина.

В Ростове мы задержались. Пришел комбриг Тарновский-Терлецкий, навязал нам длинный разговор о делах его бригады. Время ушло. Надо вылетать. Я спрашиваю комсорга роты, старшину аэродромной роты Сараева, хорошо ли и точно ли все сделано по заправке машины.

— Не сомневайтесь, машину готовили люди надежные.

Да я и сам знал их хорошо по комсомольской организации бригады. Поверил товарищам и машину проверять не стал. Блинов, как беркут, внимательно наблюдал за мной.

— Готово все к полету? — спросил он.

— Готово! — уверенно ответил я.

Он дал команду «по машинам», я вскочил на крыло, на первое сиденье, завел машину и взмыл в небо. Летим над Батайском. С земли подают команду, с аэродрома Батайской летной школы: «Вы находитесь в зоне учебных полетов. Взять вправо, в направлении Азова». Я развернул машину вправо и вышел на курс Азова. В наушниках снова прозвучал голос, но уже с пульта управления полетами Ейской авиационной школы: «Вы вошли в учебную зону морской эскадрильи. Вам надлежит выйти на курс к Таганрогу и ждать указания». Под нами Азовское море. Я, на всякий случай, поднял потолок машины почти на предел и взял курс на Таганрог. Море было тихое, рыбаков много. С земли, с того же пульта управления, подают команду взять курс на Керчь. Я развернул машину на Керчь. Высота предельная, за прибором я следил с особым интересом. С земли подали команду выходить на курс ейского главного аэродрома. Я снова вышел на указанный курс. Под нами море. До аэродрома 6–10 км, и тут-то совершилось нечто такое, чего никто не ждал. Мотор чихнул и заглох, лопасти замерли. Все будто оцепенело. Только руль управления послушно держал самолет в горизонтальном положении. Я старался использовать восходящие потоки воздуха, задирая машину вверх. Тишину прорезал спокойный голос Блинова: