В 1945 году зимой в Галле прибыла профсоюзная делегация. В той делегации были все матерые раскольники рабочего движения, включая представителей АФТ — КПП США. Они, конечно, интересовались, как в провинции осуществляется «настоящая» демократия. А на самом деле через свою агентуру, главным образом через представителей прессы, подбирались к вопросу о единых профсоюзах провинции. Им надо было посеять зерна сомнения в принципиальные рабочие позиции по данному вопросу.
В Берлине с осени 1945 года по тому же вопросу о расколе единых профсоюзов в Берлине побывали большие профсоюзные деятели Англии. И так вплоть до раскола города. Делегации лейбористов, американских сенаторов, снова деятелей АФТ — КПП, включая вице-президента этой желтой организации Вальтера Ройтера. Где можно, где имелась поддержка оккупационных держав, там они с особым остервенением рвались к расколу берлинских профсоюзов. Но об этом мы еще поговорим подробнее. Они почуяли, что в центре капиталистической Европы возник реальный прецедент настоящего единства рабочего класса, и это единство приносит самому рабочему классу свои ощутительные плоды. Разве это не опасность для желтых профсоюзов США или тред-юнионов Англии, двух «классических» рабочих организаций, которые могут миллион лет говорить о свержении капитализма и жить с ним в обнимку.
Именно поэтому рабочему классу, поднявшему руку на устои капитализма, нужно необыкновенное сплочение своих сил, своих рабочих организаций.
Все это говорил Гроттеволь.
— Но, — заметил он, — нельзя рубить сплеча. К цели следует идти осторожно. В ходе объединения мы будем убеждать и, конечно, будем учитывать тех, кто убеждению не поддается.
Наблюдая тогда за Гроттеволем, я видел, как искренне переживал он, когда кто-либо сопротивлялся объединению. И как жалел, даже страдал, когда кто-либо стоял упорно на старых антикоммунистических позициях.
— Мы, немцы, — говорил он, — вроде бы одинаково пережили пору фашистского безвременья. Казалось бы, и одинаковые выводы должны были сделать из того урока, преподанного историей немцам. Ан вот поди ж, одни судят так, другие иначе, и фактически сделали разные выводы из одного и того же урока.
Как стремительно бежали дни, бежали безвозвратно. Многие и без пользы для дела. А практические вопросы налезали один на другой. Их встала и скопилась целая армада. Эту стремительность чувствовали наши верные друзья-коммунисты, как и мы, действовавшие с ними в одной упряжке. Мешала наша неповоротливость, порой безразличное отношение к делу, непонимание смысла происходящих событий. Хотелось сделать много больше… Уже тогда, в 1945 году, все происходящее в мире говорило о том, что наши старые враги начинают напирать на нас со все возрастающей силой. Конечно, каждый из нас, советских и немецких коммунистов, сознавал, что дело, которое начато после войны, составит целую историческую эпоху, и ни одна из борющихся сторон не уступит ни одной пяди без боя. Конечно, истории присущи обходные маневры, и… но тогда победит тот, кто хорошо предвидел, а для предвидения враги коммунизма всегда были слабы. Ленин говорил когда-то, что враг, идущий к гибели, не способен ни предвидеть, ни планировать. Он спешит, шарахается в стороны, делает одну ошибку за другой и проигрывает.
Положение рабочего класса провинции оставалось тяжелым. Единственный класс в обществе, который после войны остался безработным. Заводы были разрушены, нужного сырья не было. Восстанавливать заводы нечем, и сырья для них достать невозможно. Работали заводы «Брабаг», исходным сырьем для них был бурый уголь, которого в провинции было в избытке. Гибрация бурых углей давала бензин. Понемногу работали заводы, исходным материалом для которых была каустическая сода. Замерли машиностроительные заводы в Магдебурге. Они лежали в руинах. Стояли разрушенными заводы в Биттерфельде. Не вращались печи цементных заводов, с трудом работала фабрика «Агфа» в Вольфене. Теплилась надежда на восстановление добывающей и обрабатывающей промышленности в Мансфельде горном. Работали кустарные предприятия. Рабочие теряли профессиональные навыки. Кругом работы было очень много, а делать нечего.
Спустя десяток лет, после 1950 года, один мансфельдский рабочий прислал мне письмо с воспоминанием, как в Мансфельде горном я рекомендовал рабочим начать производство сельскохозяйственных орудий в связи с возросшей потребностью после земельной реформы. И тогда действительно начаты были такие работы во многих городах провинции. Но это не было выходом из положения. Примерно 80 процентов рабочих были без работы. Встал вопрос: что делать?
Встречи с Вильгельмом Пиком