Записки военного врача

Один из раненых, старший лейтенант, особенно ярко обрисовал картину внезапной атаки их артиллерии на крупный военный аэродром фашистов. Слушая его, мы словно воочию видели, как сотни снарядов нового оружия накрыли огромным огненным пологом все пространство, занятое аэродромом, баками с горючим, хранилищами авиабомб. Точно корова языком слизнула 30 самолетов, причинивших невесть сколько бед нашим людям, будто и не было в природе большого фашистского аэродрома, со всем его военным хозяйством! Так действовали, как мы узнали потом, знаменитые гвардейские минометы, ласково прозванные «катюшами».

Через несколько недель Коломиец опять прибыл к нам, чтобы забрать тех из своего полка, кто совсем поправился. Оставшиеся на долечивание составляли меньшинство и были очень недовольны своей участью, чего и не скрывали. Михаил Маркович утешал их, пообещав, что все они будут возвращены в свою часть после полной поправки, и предупредил меня об этом. Было отрадно наблюдать за взаимоотношениями комиссара и его бывших подопечных. Боевая дружба, связывавшая их, давала себя знать во всем. Не требовалось особой прозорливости, чтобы понять, какая роль в создании ее принадлежала Коломийцу.

Вскоре мы узнали, что М. М. Коломиец стал командиром того полка, где был комиссаром и который прославился многими успехами в трудных боях. Об уничтожении вражеского аэродрома уже говорилось. Воинам этого полка удалось подбить и сжечь более 100 танков, подавить 73 артиллерийские и минометные батареи, 196 огневых точек, уничтожить 88 складов и 93 блиндажа, отбить 26 контратак и нанести крупные потери вражеской пехоте.

До перевода на другие фронты, — а Коломиец сражался после Калининского фронта под Сталинградом, на Курской дуге и в других важных районах боевых действий, — он поддерживал контакт с эвакогоспиталем № 3829, то лично, то письменно, то через своих посланцев. Десятки гвардейских минометчиков из хозяйства молодого командира полка, залечив раны в нашем госпитале, вернулись в свою часть и продолжали громить врага.

В тот же период у нас побывал высокий гость из Военного совета фронта. То был член Военного совета генерал Д. С. Леонов. Он прибыл в сопровождении подполковника из Политотдела фронта и адъютанта, который нес два чемодана.

Представившись, генерал сообщил, что в соответствии с приказом Верховного Главнокомандующего сейчас в госпитале состоится награждение орденами и медалями Союза ССР отличившихся в боях с врагом.

Это было волнующее и знаменательное событие.

Генерал и сопутствовавшие ему офицеры, надев белые халаты, обошли весь госпиталь. Член Военного совета объявлял раненому о награждении его за храбрость и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, орденом или медалью в зависимости от обстоятельств ранения и степени заслуг воина. И, нагнувшись, генерал прикреплял к нательной рубашке раненого знак награды. Тем временем офицер, сопровождавший генерала, оформлял должные документы и вручал удостоверения о награждении.

Новые орденоносцы и медаленосцы были еще очень слабы, не все могли сидеть, не утихли еще боли от ран. Однако это торжественное событие всколыхнуло всех раненых, заглушило их физические страдания. По всему чувствовалось, что люди рады вручению им почетных наград Родины, видят в этом яркое выражение высокой оценки их ратных заслуг, признательности и уважения к ним военного командования. Кто-то даже спросил у генерала, подразумевая, судя по всему, утвердительный ответ:

— А вы из Москвы, товарищ генерал?

Генерал ответил тепло:

— Конечно, из Москвы, из самой Москвы…

Все окружающие явно были довольны этим, с удовольствием поглядывая на свои ордена и медали, придававшие парадный блеск грубоватым, но свежим нательным рубахам.

И так — из палаты в палату. Небольшой казус случился лишь во втором отделении, где лежали наиболее недужные, в том числе вернувшиеся недавно из операционных.

Сначала все шло нормально, генерал приступил к вручению наград, нагнулся к одному больному, ко второму — и вдруг закачался, ухватившись рукой за спинку кровати, и побелел, теряя сознание. Офицеры, пришедшие с ним, подхватили его под руки и вывели в коридор. Я дал ему вдохнуть нашатырь. Тотчас придя в себя, он спросил:

— В чем дело? На передовой видел такие ужасы, что и не вообразишь, — ничего. А тут…

— Больные выдыхают пары эфира или хлороформа, — говорю я ему, — они токсичны.

— А почему на вас не действует?

— Привык, — отвечаю, — разве что когда устанешь… — И не хотел только сказать о роли возраста: генерал ведь был сед.

Этот торжественный акт длился до вечера, ни один раненый не был обойден боевой наградой.

Такие гости появлялись в госпиталях, разумеется, не часто. Бывали у нас и гости привычные и пользовавшиеся оттого не меньшим уважением и приязнью раненых да и медицинского персонала — это наши шефы.