Среди пострадавших имелись такие, которым нельзя было не сострадать от души, не выказывая этого, понятно, — настолько они были изуродованы во время бомбежки. Были тут и те, кто просто получил новые ранения, одни — тяжелые, другие — средней тяжести или легкие, но все болезненные, осложняющие жизнь, в этом уж врачи разбирались досконально. При всем том «трижды рожденные», как окрестили медицинские сестрицы уцелевших после варварского нападения на санитарную летучку, в большинстве своем заряжали нас бодростью. Таким мужеством светились их глаза, с таким достоинством, уверенностью в себе они держались, что поначалу подмывало, во время медицинских осмотров, обнять покрепче кого-либо из них, забинтованных с головы до ног, и воскликнуть от души: «Живем, значит, брат!» — что было совсем ни к чему, и без того всем было ясно, что они живы и жить будут.
С легкой руки писателя Бориса Полевого таких людей стали называть впоследствии «настоящими людьми», собратьями Алексея Маресьева, преодолевшего и угрозу смерти, и последствия ампутации обеих ног, продолжавшего до конца войны разить врага в воздухе. Именно они задавали тон и в боях, и в госпиталях, заставляя себя забывать о мучивших недугах, о неопределенности своего будущего.
Но не у всех сразу хватало на это сил. К тому же даже новейшие средства обезболивания, широко предоставлявшиеся для лечения воинов, порой не помогали, во всяком случае, не оказывали на них быстрого воздействия. Тем большее значение приобретало в этих случаях поведение самого раненого. От того, падет ли он духом под натиском страданий или сумеет превозмочь их, зависело многое.
Естественно, наши медики прибегали ко всевозможным средствам, добиваясь, чтобы психологический фактор со своими бездонными резервами неустанно работал на всех нас, как можно эффективнее работал.
Однажды, тем горячим летом, у нескольких солдат, только что доставленных из медсанбата, почти что с линии огня, обнаружились приметы газовой гангрены. Еще на памяти современников она считалась неизлечимой, затем стала поддаваться воле человека, но все же сохранила в себе смертельную опасность для людей и поныне. Единственно кардинальным средством к победе над газовой гангреной является хирургическое вмешательство. Эта операция сама по себе не сложна, не опасна, но она необычна, называется «лампасные разрезы», и, поскольку связана с газовой гангреной, название ее звучит зловеще для несведущих, тем более с воспаленным воображением. В этот раз обернулось дело так, что люди, для которых эта операция была последней надеждой, поддавшись смятению, наотрез отказались от нее. Уговоров не слушали, кто стал грозиться в ответ, кто расплакался.
Тогда в палату, где они лежали, перенесли двух выздоравливающих после такой операции, объяснив им, в чем суть их задачи. Врачи вышли в коридор, медицинская сестра осталась. Минут через восемь — десять выбежала она, улыбается во весь рот, рукой машет:
— Ну и остры они на язык, ваши агитаторы!..
— И что же?
— Сейчас повезем в операционную…
После этого случая у нас вошли в обычай «показные» встречи перенесших сложные операции с подготавливаемыми к ним. Так сказать, обмен передовым опытом в чистом виде. Как правило, он убеждал. А чем больше больной верит в хирурга, тем лучше для обоих.
В поддержке оптимистического настроя раненых, укреплении их волевой активности на собственное благо неоценимую роль играли индивидуальные и коллективные беседы, систематически проводимые политработниками госпиталя. Такие беседы связывались со значительными событиями на фронтах, во внутренней жизни страны, иногда с частными вопросами, заданными самими ранеными. Бывали доверительные разговоры на разные личные темы, когда человеку просто нужно было излить свою душу, а комиссары, как продолжали все называть политработников, были, все знали, верными и умными собеседниками. По желанию раненых и больных они читали им свежие газеты, порой книги любимых писателей, письма, писали за них домой, словом, оказывали им бесчисленные дружеские услуги, причем от чистого сердца, что чувствовалось по всему и потому было особенно важно. Раненым все это явно шло на пользу, помогало решительнее преодолевать горестные испытания, быстрее освобождаться от уныния и страхов, отчетливее видеть свое твердое место в дружной советской семье.
Для медиков забота о полноценном духовном здоровье подопечных неотделима от заботы об их исцелении, нормальном физическом состоянии. Снова и снова мы убеждались, что тут нет второстепенных сторон, важно все, что так или иначе затрагивает круг интересов людей, которые заново поднимаются к жизни. При этом важно не только то, что делается, но и как делается: как говорится, ведь к нам попадали раненые и больные с «обнаженными нервами», обостренной наблюдательностью и чувствительностью.