Записки военного врача

Естественно, гитлеровское командование встревожилось. Чтобы остановить развитие успеха советских войск на Западном направлении, оно поспешно перебросило туда значительные силы, предназначавшиеся для поддержки наступления на Сталинградском и Кавказском направлениях. Гитлеровский генерал К. Типпельскирх писал по этому поводу: «Прорыв удалось предотвратить только тем, что три танковые и несколько пехотных дивизий, которые уже готовились к переброске на южный фронт, были задержаны и введены сначала для локализации прорыва, а затем и для контрудара»[10]. Точности ради заметим, что речь шла, судя по официальным данным вермахта, в общей сложности о 12 дивизиях, оттянутых, таким образом, от наиболее уязвимых тогда для нас районов фронта и изрядно потрепанных в последовавших затем боях.

Поскольку войска Калининского фронта в то лето охватывали с тыла группировку противника, действовавшую в районе Ржев — Вязьма, группировку мощную, с оборонительными рубежами по последнему слову фортификации, они не знали спокойных дней и легких боевых схваток.

А горячая пора для войск была, как уж водится, особенно горячей для армейской медицинской службы, для военных госпиталей.

Накануне того дня, который стал одним из горестных дней моей жизни, заехал к нам утром Б. В. Милонов, военврач 2-го ранга, главный хирург 4-й ударной армии, входившей в состав Калининского фронта.

— У меня собралось довольно много тяжелораненых, — сказал он, как всегда считая своими всех, кто лечился в медсанбатах и госпиталях 4-й ударной. — Мы сделали все, что можно было у нас, теперь помогите вы.

— Какие ранения?

— Преимущественно ваш контингент — в крупные суставы и бедро, немного раненых с комбинированными повреждениями.

— А что скажет Дроздов? — спросил я, имея в виду начальника калининского сортировочного госпиталя № 2749.

— Все обговорено.

Как раз в тот день, к вечеру, мы собирались отправить поездом на дальнейшее лечение в глубоком тылу довольно большую группу поправляющихся раненых, и я был рад сообщить Милонову, что койки его подопечным будут обеспечены.

А назавтра, около полудня, он позвонил мне в госпиталь и неузнаваемым голосом, в котором слились воедино скорбь и гнев, поведал негромко, что произошла беда: фашисты разбомбили санитарную летучку с ранеными, которая направлялась к нам, в эвакогоспиталь № 3829.

Повторилась все та же гнусная расправа с беспомощными жертвами войны, которую гитлеровцы учиняли несчетно, покуда не утратили численный перевес в воздухе: обнаружив где-нибудь в пути, а тем более на станционных узлах, составы с ранеными, обозначенные международными знаками — красными крестами на белых полотнищах, они бомбили и обстреливали их с воздуха словно остервенелые. Это было преступным по международным нормам, бессмысленным с военной точки зрения, но, судя по всему, вдвойне устраивало фашистских бандитов: они имели возможность легко избавиться, при полной безопасности, от всего бомбового запаса да заодно потешиться всласть кровавым зрелищем.

— Они вертелись над летучкой колесом, проносились на бреющем полете и все кидали бомбы, палили из пулеметов, — говорил главный хирург 4-й ударной армии Борис Владимирович Милонов. — Были прямые попадания, были близкие, от которых все равно рушились или загорались вагоны. Кто мог, сам выпрыгивал наземь. Тех, кто не имел сил подняться самостоятельно, вытаскивали из огня медики, им помогали легкораненые. Многие получили дополнительные ранения и ожоги. Некоторые врачи и медицинские сестры, сопровождавшие раненых, погибли.

И называл фамилии. Среди павших были мои знакомые, с которыми я встречался на конференциях хирургов, в разных госпиталях.

Б. В. Милонов вдруг замолчал.

— Может, помочь чем? — спросил я, встревожившись за него.

— Да нет, — ответил он глухо. — Уцелевших вернули в госпиталь. Ведем медицинскую обработку по второму кругу. А придут в себя, отправим к вам.

Через несколько дней раненых доставили в Калинин. Хотя бывалых солдат ничем, казалось бы, не удивишь и не напугаешь на войне, несчастье, постигшее группу раненых из 4-й ударной, потрясло всех обитателей и работников эвакогоспиталя № 3829. Оно стало одним из тех трагических событий войны, которые сами по себе еще более сплачивают людей, приводят в движение лучшие чувства.