Записки военного врача

Операционные и перевязочные медицинские сестры научились гипсованию, методике лечебной физкультуры, массажу. Младший медперсонал — санитарки — уходу за ранеными.

Теперь можно было с полной уверенностью сказать: госпиталь твердо стоит на ногах. Правильная организация медицинской помощи, возросшие специальные знания и практические навыки дали возможность возвратить Ленинградскому фронту не одну тысячу восстановивших свое здоровье бойцов и командиров.

Итак, на пороге весна — волшебное время года. Но в условиях блокады это грозило опасностью для военной медицины Ленинградского фронта: растает лед, не будет Дороги жизни — основного пути эвакуации раненых на Большую землю. Чтобы не терять драгоценного времени, согласно распоряжению свыше, мы направили в тыл страны в два раза больше раненых, чем в феврале. Были несколько расширены показания для их эвакуации. И госпиталь покинули даже больные в тазовом гипсе. Таким образом, сама обстановка подтвердила правоту хирурга Гороховой, о методе которой говорилось выше.

С приходом весны появилась неожиданная забота: заготовка льда, необходимого летом для хранения продуктов. Выручила Нева.

Своего ледника мы не имели. Сверкающие на солнце глыбы возили в ледник соседнего госпиталя, размещавшегося в клинике Отто. Работали с оттовцами вместе, заготовляя лед исполу.

Потом возникла тоже «ледовая» эпопея, но уже другого «профиля». За зиму во дворе госпиталя грязный снег слежался в плотную, толстую броню. Это уже не снег, а лед. Он был крепкий, тяжелый, как мрамор. Его надо обязательно убрать, иначе двор станет очагом инфекции.

И вот в марте, когда прилетели грачи — эти разведчики весны, — у нас опять аврал. Лед во дворе скалывают все — от начальника госпиталя до санитарки. На утренних врачебных конференциях докладывают не только о текущей медицинской работе, но и о количестве вывезенного льда и мусора.

Каждая бригада по сколке и вывозке льда состоит из пяти человек. Я работаю с Зыковым, секретарем партийной организации Галкиным, политруком Богдановым и хирургом Муратовым.

Сколку (так именуют дворники сколотый лед) на машинах вывозим на Малую Неву, к мосту Строителей.

На грузовых машинах, санках, фанерных щитах, в ящиках везли и волокли сюда грязный снег и жители прилегающих улиц и дворов. Нелегко тащить тяжелый груз, но люди начали обретать способность шутить — это уже хорошо!

Помню такой эпизод. По мосту верхом на отощавших лошаденках еле плетутся четыре бойца, затрудняя работу блокадных «дворников».

— Тетя Варя, поторопи солдат! — советует кто-то из работающих.

— Проезжай быстрей, эрзац-кавалерия! — властно кричит бойцам раскрасневшаяся от работы невысокая и худенькая тетя Варя, в ватной куртке, таких же штанах и кирзовых сапогах.

— А ты эрзац-баба! — озорно отзывается один из верховых.

— Это почему же? — озадачена тетя Варя.

— Потому что в штанах! Во как! — И красноармеец помахал ей рукой: — Будь здорова, дорогая!

На мосту рассмеялись: «Нашла коса на камень». А тетя Варя, сощурившись, тоже улыбается.

Две недели очищали мы двор госпиталя. К концу работы распространился слух, что после очистки улиц пустят трамвай. Мало кто верил: пути исковерканы, электроэнергии нет, а вагоны разбиты. Да и как наладить трамвайное движение под обстрелом врага?

Однажды, вернувшись, предельно устав, после уборки льда, увидел на столе записку: «Зашел бы ко мне, Савицкий».

Здоровье Петра Устиновича за последнее время резко ухудшилось. Вначале думали, что у него воспаление легких, но потом выяснилось — прогрессирующий туберкулез.

В маленькой палате, обложенный подушками, больной что-то писал.

— Закончил одноактную пьесу, над которой работал Кугель. Но только сюжет другой — из жизни нашего госпиталя. Хорошо бы поставить в клубе…

Савицкий замолчал и, вытянув тонкие руки, стал поправлять одеяло. Как изменился еще недавно такой подвижный и жизнерадостный человек! Лицо осунулось, на запавших щеках зловещий румянец. Глаза лихорадочно блестят…

Медицинская сестра принесла стакан чаю и попыталась с ложечки напоить Савицкого.

— Я еще в состоянии сам держать стакан! — рассердился больной.

Сестра записала температуру и покинула палату.

— Вот так все время, — кивнул на дверь Савицкий. — Не двигайся, не разговаривай!.. Скажи, это правда, что партизаны через линию фронта пришли в Ленинград?

— Да. И с обозом продовольствия. Много подвод!

— Непостижимо! Какое время! Очень хочется дожить до победы!

Он откинулся на подушки и закрыл глаза, под которыми легла синева.

С тяжелым чувством я вышел из палаты…

Весна

 шорохом оседал рыхлый, талый снег. Его запах щекотал ноздри. Снег сочился водой. По улицам — ручьи. Весенняя распутица. На Неве — разводья. У берегов — вспученный лед. Но скоро и его проест быстрина реки. А над рекой курятся завитки легкого пара, наподобие тумана. Но это не декабрьский морозный пар — апрельский. Вешним раздольем дышит река.

Мы рады весне. Самое трудное — позади. Теперь жизнь пойдет по новому, лучшему руслу.